Консьерж - Эбби Корсон
Сегодняшний день выдался насыщенным и закончился не совсем так, как я ожидал.
На самом деле хуже и быть не могло. Но об этом позже.
К моему удивлению, обвинение все еще излагало свою позицию. Вокруг были одни и те же лица: журналисты, зрители, родственники и близкие участников процесса. Близняшки, похоже, приняли происходящее за модный показ; они заявились, облачившись в одинаковые ярко-розовые брючные костюмы, совсем не подходящие случаю. Совершенно очевидно, что они так наряжаются ради фотографов, которые сутками торчат у здания суда. Я предпочитаю незаметно проскользнуть через боковую дверь, но близняшки всегда выходят из парадного входа, вышагивая с таким важным видом, точно ступают по подиуму. Они притворяются, что прячут лица от камер, но, уверен, девицы сполна наслаждаются каждой секундой. Американец Дэйв тоже комфортно чувствует себя перед камерами. Как-то раз я наблюдал картину: он изобразил, будто набросил на Паулу Макдэвидсон невидимое лассо, а она подыграла янки, сделав вид, точно ее тянет к нему.
Только я и Мартин Бейнбридж пользуемся боковой дверью. Не одновременно, конечно. Он меня сторонится, видимо, не желает столкнуться нос к носу. Это даже вошло в привычку. Однако, думаю, его несколько обескуражило мое вчерашнее отсутствие. Люди ценят стабильность, особенно в такие моменты, когда вокруг царит хаос. Очевидно, разговаривать ему не хочется. Конечно, я и сам не приставал бы к нему, может, только сказал бы, что надеюсь, с ним все в порядке. Пускай жена ему изменила, а потом вообще убила человека – хотя она считается невиновной до тех пор, пока не доказано обратное, – но это не значит, что бедолагу самого нужно поливать грязью.
Ну, довольно мне отклоняться от темы, вернемся в зал суда. Я так и не заметил никого из родственников Бруно, что изрядно меня беспокоит. Наверняка хоть кому-то не наплевать на его смерть. Сторона обвинения приступила к изложению доказательств; присяжные зевали. Было видно, что они до смерти устали. Судья даже пошутил по этому поводу. Он спросил, не спеть ли им колыбельную. После этого уже никто не зевал. Странно, казалось бы, суд по делу об убийстве должен протекать быстро и вызывать интерес публики, но, как выяснилось, в разбирательствах много формальностей и часто приходится повторять одно и то же снова и снова.
Обвинение потратило все утро, чтобы еще раз напомнить присяжным, что Сью признала вину. Не сомневаюсь, что защита сошлется на стресс и переутомление, из-за которого разум подсудимой на мгновение помутился, и скажет, что она лишь хотела спасти дочь. Тем не менее несколько присяжных кивнули, когда прокурор пошутила о том, что защите непросто будет доказать, что Сью соврала, когда призналась в преступлении. Одна присяжная даже презрительно фыркнула и скрестила руки на груди.
После обеда прокурор объявила, что собирается вызвать еще одного свидетеля. Так и есть: вторым на свидетельскую трибуну поднялся не кто иной, как мой старый приятель мистер Поттс. Я как раз гадал, когда же его вызовут. Он выглядел таким же измученным, как и в тот последний день в «Кавенгрине». Конечно, он прихорошился, надел костюм, сшитый на заказ, и галстук, но это не меняло того факта, что выглядел он, словно пропустил утром рюмочку-другую. Впрочем, только я это заметил. Я лучше, чем кто-либо другой, знаком с тем, как меняется лицо мистера Поттса, когда он выпьет.
В зал тихонько вошла женщина, наверное супруга мистера Поттса, и встала позади зрительских кресел. Судя по выражению ее лица, она была крайне взволнована.
Сторона обвинения начала допрос. Вот тогда-то я и допустил глупейшую ошибку, из-за которой я, да и вы, если уж на то пошло, лишились части рассказа. Какой же я дурак. Тогда мне казалось, что все получится. Но надо было сначала подумать, а уж потом действовать. Но ведь я просто хотел, чтобы у вас было самое полное представление о ситуации.
Диктофон я спрятал во внутреннем кармане пиджака. Медленно и, как казалось, незаметно я сунул руку внутрь и нажал на кнопку записи. Тут я засомневался, попал ли я пальцем в нужное место, заглянул в карман и осторожно выудил оттуда краешек диктофона.
– Ребята, да у него диктофон! Стойте!
В мою сторону нацелился палец; и сам палец, и рука, и тело принадлежали американцу Дэйву, который вечно лез не в свое дело.
– Что случилось? – рявкнул, поднимаясь, судья.
Все посмотрели на американца Дэйва, а затем проследили за пальцем, направленным на меня.
– У него, у Гектора Харроу, в кармане записывающее устройство. Народ, да я сам видел. Это запрещено. В коридоре табличка висит. – Американец Дэйв с гордостью посмотрел на судью, словно ждал похвалы.
– Это правда, мистер Харроу? Вы записываете, что происходит в моем зале суда?
Я раскрыл рот, желая что-то ответить, но не сумел найти слов.
– Выйдите, оба.
– Я-то почему? Что я-то сделал? – гаркнул американец Дэйв.
– Покиньте помещение!
В коридоре судебный пристав попросил меня вывернуть карманы. Диктофон был там. Американец Дэйв торжествующе воскликнул, что он прав. Однако вернуться в зал суда ему не позволили. К приставу присоединился еще кто-то из сотрудников суда. Мужчина в костюме с сердитым лицом. Он попросил меня включить диктофон, чтобы прослушать запись. Я умолял его не делать этого, но он настоял.
Американец Дэйв наклонился и практически уткнулся мне в плечо подбородком, наблюдая, как я перематываю запись. Пришлось мне подчиниться и нажать на кнопку воспроизведения: раздался гулкий звук, характерный для мужского туалета. Я покраснел от унижения. За спиной хихикнул американец Дэйв; его теплое дыхание коснулось затылка, заставив меня поежиться. Потянулись самые долгие пятьдесят секунд в моей жизни – если не считать того момента, когда я обнаружил труп Бруно.
Тук-тук-тук!
…Мне разрешили выключить диктофон. Американец Дэйв нарочито громко захохотал и двинул кулаком мне в плечо.
– Ну что ж, теперь я не боюсь, что твоя книжонка выйдет лучше моей документалки.
В своих глазах он герой, конечно, но проблема в том, что никто больше так не думает.
– Кто, черт возьми, захочет читать твою глупую болтовню?
Я сгорал со стыда. Словно кто-то только что прочитал мой дневник. Я чувствовал себя совершенно беззащитным, уязвимым.
– Ладно, до скорого, приятель. – Американец Дэйв хлопнул меня по спине и пошел по коридору, все еще смеясь.
Сделав несколько шагов, он подпрыгнул и щелкнул каблуками. Как он при этом удержался, чтобы не завопить «и-и-и-и-ха», не представляю.
Судебные служащие не разрешили мне вернуться в зал. Меня попросту выдворили из здания. Как-то так складывается в последнее время, что мне запрещают ходить то туда, то сюда. После семидесяти четырех лет, которые я провел тихо и спокойно, я слегка в шоке, что окружающие вдруг стали относиться ко мне как к какому-то вредному старикашке.
Так что, прошу вас, простите меня за это неудобство. Я хотел поделиться новостями из зала суда, но, похоже, этого не произойдет. Надеюсь, вы не сильно разочаровались.
Глава 30
Ну все, я дома, в халате. Должен признаться, настроение у меня не очень. Такое ощущение, что я всех раздражаю. И эта затея с книгой меня беспокоит. Кажется, я переоценил свои силы. Хотелось бы, чтобы у романа был достойный финал, и вряд ли сцена, где я в домашней одежде пью чай, подходит для этого. Если интересно, чай с ромашкой. Успокаивает нервы.
Утром приедет Хелен, чтобы поддержать меня «в минуту душевной невзгоды», как она в шутку сказала. Надеюсь, она захватит пирожные и сумеет отвлечь меня от грустных мыслей. Хелен не планировала заезжать, но только я положил трубку, как она тут же перезвонила и сообщила, что заглянет ко мне в десять, чтобы подбодрить. Надо бы одеться поприличнее ради нее.
Пришла Хелен. Волнуется, что
