Консьерж - Эбби Корсон
– Да! – выпалил я.
– Не могли бы вы рассказать присяжным, какие именно слова произнесла Сью Бейнбридж?
Я посмотрел на присяжных и повторил точь-в-точь как репетировал:
– Сью сказала: «Это я. Я убила его».
Некоторые присяжные что-то записывали.
– Спасибо. Вернемся к тому моменту, когда Сью Бейнбридж приехала в «Кавенгрин»: когда это произошло? И кто прибыл с ней?
Просмотрев первые главы, вы поймете, что именно я ответил. Я опирался на факты. Все шло по плану, но потом рассудок взял верх и я начал действовать не по сценарию, к ужасу стороны обвинения.
– Как бы вы описали поведение Сью Бейнбридж во время пребывания в «Кавенгрине»? – спросила Хабиб.
Я уже упоминал, что читал и перечитывал свои заметки бесчисленное количество раз. Я понимал, что надо сказать. Надо было рассказать в зале суда об одном-единственном инциденте в «Лавандовых тарелках», когда Сью Бейнбридж накричала на меня и заявила, что мне следует признаться, чтобы все разошлись по домам. Ну, с этого я и начал. Хабиб кивала, подтверждая, что я действую правильно, создавая в глазах присяжных образ Сью, которая отчаянно пыталась свалить вину на кого-то другого, на меня. Но вскоре прокурор перестала соглашаться с моими словами.
– Однако я сомневаюсь, что она вела себя как хладнокровный убийца. Она просто перенервничала, как и все остальные. Даже я порой терял самообладание.
Адвокаты Сью что-то записали.
– Думаю, стоит обратить внимание на разговор в саду, – продолжал я не по тексту.
Глупо; не знаю, что на меня нашло.
– Да, спасибо, мистер Харроу, я как раз к этому перехожу.
Хабиб перевернула несколько страниц в своем желтом блокноте. Похоже, я невольно сбил ее с толку. Она провела пальцем по странице, пытаясь уловить ход моих мыслей.
– Мистер Харроу, не могли бы вы рассказать о деталях беседы, которую вы подслушали в саду «Кавенгрина»? Кто именно разговаривал?
– Миссис Бейнбридж и ее дочь Оливия. Они…
– Спасибо, – перебила она. – В какое время вы увидели, как миссис Бейнбридж говорит с дочерью?
– В три часа ночи.
– О чем они говорили?
Я вернулся к отрепетированному сценарию, описав суду, как Сью просила дочь сказать правду, повторяя, что может ей помочь.
Хабиб полистала блокнот, чтобы вернуться к вопросам, которые ей пришлось пропустить из-за меня.
– Вернемся к дню, когда, предположительно, произошло убийство. Именно вы обнаружили тело мистера Таттерсона в седьмом номере, верно?
– Да.
– В котором часу это было?
– Днем, около трех.
– Насколько вам известно, где в это время находилась миссис Бейнбридж?
– Я забронировал для нее столик в «Лавандовых тарелках», они были там всей семьей.
– Вам известно, где находилась миссис Бейнбридж до того, как заказала столик в «Лавандовых тарелках»?
– Видел, что около восьми утра они с мужем отправились на прогулку.
– И как она выглядела?
– Вполне неплохо.
– А потом, после этого, когда вы ее встретили?
– Только когда она вернулась с прогулки около восьми сорока пяти и потом в «Лавандовых тарелках», после того как обнаружил тело.
– Это произошло приблизительно в пятнадцать тридцать, так?
– Да, примерно.
– Значит, с восьми сорока пяти утра и до половины четвертого дня, когда был обнаружен труп мистера Таттерсона, Сью Бейнбридж вы не видели?
– Верно.
– Больше нет вопросов, ваша честь. – Хабиб села и сердито вздохнула.
Для перекрестного допроса пригласили сторону защиты, чего я так боялся.
Мы начали с формальностей: подтвердили, кто я такой и какую должность занимаю в отеле. Потом адвокат уточнил пару моментов из того, что я только что рассказал Хабиб, и наконец приступил к делу.
– Мистер Харроу, как считаете, у вас хорошая память?
Вот нахал.
– Хм… большую часть времени – да, – ответил я.
– Но не все время?
– Нет, не все время.
– Сколько вам лет, мистер Харроу?
– Семьдесят четыре.
– Исполнилось несколько месяцев назад, ведь так?
– Так.
– Часто ли вы слово в слово помните разговоры, которые происходили несколько месяцев назад?
– Обычно нет.
– Но вы помните разговор миссис Бейнбридж с дочерью в саду?
– Я помню его суть.
– Ах вот как… суть. – Адвокат поднял брови и ухмыльнулся, глядя на присяжных. – Больше вопросов нет, ваша честь.
Я почувствовал себя опустошенным. Как будто только что превратился в ненадежного свидетеля, старика. Словно меня выставили дураком. Вся эта книга, все, что вы читаете… вы делаете это потому, что верите моему рассказу. Не слушайте этого глупца-адвоката. То, что произошло в «Кавенгрине», никогда не забудешь. Будь ты молод или стар.
По пути из зала суда я спросил сотрудника по работе со свидетелями, можно ли мне пройти в зрительскую ложу, чтобы послушать судебное заседание. Он разрешил. По крайней мере, обрадую Хелен.
Судья объявил перерыв на двадцать минут, и этого мне хватило, чтобы записать последний кусок в туалете. Когда заседание возобновилось, я занял место в зале и ослабил галстук. Успокоившись, я стал замечать многое, чего от волнения не видел. Американец Дэйв все еще был здесь. Я услышал его раньше, чем разглядел. Я расположился в третьем ряду и, когда люди начали возвращаться, услышал знакомый голос: янки пререкался с приставом. Я обернулся. Американцу Дэйву велели снять ковбойскую шляпу, пригрозив иначе не пустить в зал суда. Он возмущался, ведь утром ему разрешили пройти в головном уборе. Он дулся, ворчал и наконец рявкнул:
– Только попробуй потерять ее!
Американец Дэйв взъерошил волосы, как будто стеснялся их вида, уселся прямо позади меня, подался вперед, и я услышал «Здоро́во!» над правым плечом.
– Сегодня без съемочной группы? – поинтересовался я.
– Запретили снимать в зале суда, – ответил он.
Даже не глядя на него, я догадался, что он жует жвачку, просто по чавкающему звуку, который издавали его челюсти.
Места для зрителей оказались забитыми до отказа; люди столпились в задней части трибуны. Ввели Сью, в наручниках. Она оглядела комнату, вероятно выискивая знакомые лица, и слабо улыбнулась мужу. Я наклонился вперед, чтобы увидеть его реакцию; он мягко улыбнулся ей в ответ.
Впервые мне удалось как следует ее разглядеть. Она стала тенью той роскошной женщины, какой была, когда впервые переступила порог «Кавенгрина». Вместо высоких каблуков и дизайнерского платья Сью надела серый брючный костюм, который к тому же плохо сидел. В каштановых волосах проглядывала седина. Без макияжа кожа казалась безжизненной. Сью выглядела слабой и измученной. Полагаю, из-за стресса она мало ела. Я и сам, кстати, потерял чуть ли не три кило за те четыре дня в «Кавенгрине».
Патрик, новобрачный, сидел рядом с супругом Сью. Оливии не было. За ними восседали близняшки; обе вырядились, словно собрались на похороны какой-то знаменитости, – облачились в черные костюмы и нацепили золотые серьги, которые нелепо болтались. Я встретился взглядом с одной из них – Оксаной, если не изменяет память. Она показала мне язык, а потом отвернулась и зашептала что-то на ухо сестре. Оглядевшись, они уставились на меня, но я отвел глаза. Я здесь не для того, чтобы становиться мишенью для глупых пересудов. Я пришел на заседание, чтобы закончить книгу.
Невозможно сказать, кто из присутствующих в зале был другом или родственником Бруно. Думаю, несколько человек с его стороны все же пришли. Возможно, по ходу судебного разбирательства я узнаю их поближе и опишу читателям.
Вывели присяжных; я внимательно их разглядывал, пытаясь угадать, чью сторону они примут. Восемь мужчин, четыре женщины, все с каменными лицами. Один из мужчин – кажется, самый пожилой – представился старшиной. Именно ему следовало задавать вопросы, которые возникают у присяжных по ходу следствия, и именно он в конечном счете огласит вердикт. Как я уже сказал, мне хотелось бы поучаствовать в заседании в роли присяжного, но не думаю, что вызвался бы быть старшиной. Вынести приговор, который навсегда изменит чью-то жизнь, – нет, это не для меня.
Я думал, что они пригласят мистера Поттса в качестве свидетеля, но они этого не сделали. Главным аргументом стороны обвинения оставалось то, что подсудимая призналась; впрочем,
