Пирожки со вкусом преступления - Селия Брук

– Или злоумышленница. Пола нападавшего человека мы пока не знаем.

– Мэм, я вынужден ударить вашу собаку своей тростью!

– Ах вы негодяй! Такая жестокость по отношению к маленькой собачке! Будьте вы прокляты до семнадцатого колена!

– Правда ли, что в рот мистеру Рафферти нападавший засунул одну из тарталеток пекарни «Сладкие грезы»?

– Гав!

– А-А-А-А! Эта чертова псина порвала мне брючину. Констебль! Куда вы смотрите? Арестуйте эту шавку!

– Я пока не могу разглашать детали произошедшего.

– Что, по-вашему, эта тарталетка говорит о преступнике?

– Р-р-ряв!

– По-моему, она прямо на него указывает…

На фоне послышался глухой удар, затем раздался собачий визг.

– Негодяй! Чудовище! Констебль, сюда!

– Констебль!

– Мы заканчиваем наш репортаж, – проорала Фелиция, и запись прервалась.

Все время, пока в эфире царила неразбериха, Мэри и Бет покатывались со смеху, но, когда Фелиция выключила запись и продолжила вещать из студии, они обе замолчали, глядя друг на друга.

– Мне показалось, или констебль Эббот намекнул, что это я причастна к нападению на Рафферти? – спросила Мэри.

– Сдается мне, милочка, что он не намекнул, а сказал прямо!

– Знаешь что, дорогуша? – Мэри решительно поднялась из-за стола. – Наведаюсь-ка я на это так называемое место преступления. Чего доброго, Эббот действительно меня обвинит. Надо разобраться, что к чему.

– Мы что, завтракать не будем? – нахмурилась Бет, но Мэри уже выключила плиту. Подруге пришлось довольствоваться вчерашним рогаликом на меду, одиноко торчавшим из хлебной корзинки.

* * *

Констебль Эббот никому бы ни за что в этом не признался, но он был счастлив. Впервые в своей карьере он чувствовал себя важным, нужным, а главное, при деле. Наконец в этой забытой богом и королевой дыре случилось что-то из ряда вон выходящее.

Этим утром он спал сном праведника, как и полагалось местному служителю закона, как вдруг в шесть пятнадцать раздался неожиданный телефонный звонок. Его жена при этих раздражающих звуках даже не проснулась, а Эббот долго не мог понять, что произошло, и даже какое-то время думал, что навязчивая трель – всего лишь продолжение сна. Констеблю снилось, что он стоит в парадном зале Букингемского дворца, а королева вручает ему орден как лучшему констеблю Англии, как вдруг раздался громкий колокольный звон. Этот звон плыл над гостями, над головой августейшей семьи, над самим Эбботом и растворялся в солнечном свете, лившемся из гигантских окон залы. Но в какой-то момент звук стал слишком громким и прерывистым. Наконец констебль осознал, что он находится не в Букингемском дворце, а в Уиллоку-Брук, в своем крошечном коттедже на Корнер-стоит. На дворе раннее утро, под боком похрапывает жена, а на столике изо всех сил надрывается телефон, чего прежде в такой час никогда не случалось.

Эббот снял трубку.

– Шеф, – констебль узнал голос своего помощника Диккера, – шеф, вы срочно нужны, э-э… на Далтон-стрит.

– Где?

– На Гленна Рафферти совершено нападение!

– На кого?

Эббот протер глаза, пытаясь вникнуть в слова помощника. Возвращение из Букингемского дворца в реальность давалось тяжело.

– Кулинарный критик, шеф.

– И что с ним?

– Валяется перед своим домом с разбитым затылком, – радостно доложил Диккер.

Эббот проснулся моментально.

– Жив?

– Вроде да! – Диккер даже не скрывал своей радости. – Мы вызвали скорую помощь.

– А где криминалист? А свидетели есть? – поинтересовался Эббот. Он уже наполовину надел форму, раздумывая попутно, не натянуть ли парадную. Все-таки такой случай…

По дороге к Далтон-стрит Эббот раздумывал, каким предстать перед публикой и подчиненными – веселым, хмурым, солидным или равнодушным? В конце концов он решил вести себя так, словно ничего особенного не произошло и таких случаев в Уиллоу-Брук по три штуки за день происходит. Напускное безразличие и отточенный профессионализм – вот что произведет впечатление. В конце концов, Эббот в этом городке – единственный, кто может справиться с ситуацией.

Паркуясь у обочины, Эббот стер довольную улыбку с лица, нацепил маску хмурой холодности и вышел из машины, постаравшись эффектно, как в кино, хлопнуть дверью. Правда, эпичное появление подпортили два обстоятельства: первое – едва ступив на землю, Эббот споткнулся на ровном месте и еле удержался на ногах, и второе – зеваки не заметили, что констебль приехал, потому что были заняты тем, что рассматривали критика, лежащего на дорожке перед собственным домом. Рафферти распластался лицом вниз. На затылке у него виднелось слипшееся багровое пятно. На первый взгляд, критик был совершенно мертв. Эббот даже похолодел от волнения – неужели все-таки убийство? Но, присев над пострадавшим, констебль нащупал у него пульс. К телу Рафферти приставили полисмена, а под голову подложили плед, предоставленный каким-то сердобольным соседом. Несчастного попытались привести в чувство, но сделать это не удалось. Жертва нападения лежала как убитая, и оставалось молиться, чтобы до прибытия медиков не случилось ничего трагического.

Итак, на Рафферти напали у его дома. И как успел доложить Диккер, свидетелей этого преступления, увы, не было. Эббот был даже рад этому обстоятельству. Было бы слишком легко расследовать кровожадное преступление, если бы нашелся свидетель, который бы указал на виновного пальцем. На мировую славу при таком раскладе рассчитывать не приходилось.

Эббот огляделся. Неподалеку топтался худой и невыспавшийся мальчишка-почтальон, который и обнаружил несчастного. Велосипед почтальона валялся на газоне. Мальчишка зевал и больше всего на свете мечтал оказаться где-нибудь в другом месте. Эббот подробно допросил его, но ничего толком не узнал. Почтальон, как обычно, приехал к дому Рафферти в половине шестого утра, чтобы оставить в почтовом ящике газету «Вестник Уиллоу-Брук» и несколько писем. Но сквозь прутья кованой калитки вдруг увидел тело, лежащее на дорожке, вымощенной искусственным камнем. Мальчишка бросил велосипед, толкнул незапертую калитку и, с опаской подойдя к лежащему, опознал в нем мистера Рафферти. Убедившись, что тот не реагирует ни на голос, ни на осторожные потыкивания носком ботинка, юный почтальон сначала позвонил в дверь, но, поняв, что в доме критика никого нет, побежал к соседям, которые и вызвали полицию.

К дому Рафферти, несмотря на раннее утро, уже начал стекаться любопытствующий народ. Через пятнадцать минут появился и эксперт-криминалист Робертсон, который приехал из ближайшего города. Саммерлейк был ненамного больше Уиллоу-Брук, но мог похвастаться больницей, моргом и большим полицейским участком, который располагался в двухэтажном здании на центральной площади. Робертсон поздоровался с Эбботом и начал работать над изучением места преступления. Криминалист вел себя несколько высокомерно – в отличие от коллег из Уиллоу-Брук, ему уже доводилось выезжать на одно убийство и одно неудачное покушение. И несмотря