Искатель, 2002 №3 - Станислав Васильевич Родионов
Прищепкинцы ошарашенно молчали. Да мировое пугало Усама бен Ладен по сравнению с этим оголтелым радикалистом просто пай-мальчик из училища парикмахеров. Довольный произведенным эффектом, Болтуть перешел к делу:
— Я бы, может, и остался дома, но однажды ко мне на завод приехали очень серьезные, мрачные дяди. Они представились людьми Казака. Тот чувствовал, что на «Оптике» просто есть некое левое производство. Люди Казака потребовали, чтобы я принял их на работу, допустил ко всем коммерческим и производственным тайнам. Чтобы выиграть время, я бросил им кость — ввел в лабиринты своей второй бухгалтерии, которую организовал специально на случай подобного наезда. Эта была как бы «черновая, истинная бухгалтерия», которая готовила «представительские» сводки, ведомости и балансы для бухгалтерии первой, предназначенной для предоставления на различного рода проверки. Как вы, наверно, поняли, всего же бухгалтерий было у меня три. И только в третьей фигурировала не туфта, а живые цифры.
Однако ребята попались не из глупых, очень быстро бы мой финт раскусили — мне нужно было бежать. В принципе, я давно намеревался переехать поближе к своим потребителям. Успел организовать в Рас-Гарибе сборочное производство, открыть компанию «Салах» и даже выправить паспорт гражданина Египта. Но все же наезд оказался неожиданным, и отлучиться с завода, не вызывая подозрений, я мог только с очень вескими основаниями.
— И этим основанием… — начал Бисквит.
Но Болтуть продолжил сам:
— Да-да, этим основанием послужило шоу с похищением Артема. Как бы я еще выехал за границу?.. О цели похищения не знали ни наша братва, ни болгарская — чтобы выглядело все максимально правдоподобно. Еще какие-нибудь вопросы есть?
— Вы надеялись, что на ваш египетский след мы уже не выйдем?
— Да, у меня для вас был подготовлен другой, который увел бы в Западную Европу.
— Судя по заготовленным на вас и Артема паспортам, в Испанию?
— Совершенно верно. Именно туда. И этот след выглядел бы куда убедительней настоящего. Разве любой другой нормальный человек стал бы искать убежище в Египте? Но вам удалось выловить болгарских посредников.
— Ага, вот теперь все стало на свои места, — отметил Швед.
— В таком случае хочу сделать вам деловое предложение, — с облегчением вздохнул Болтуть, которому явно не по нутру была собственная откровенность. — Насколько мне удалось узнать, за спиной Казака стоят люди еще более серьезные — правительственного уровня, — которые держат в своих руках весь теневой государственный экспорт-импорт. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаю, — очень серьезно ответил за всех Прищепкин.
— Мне нужно отвести их от своего убежища. Они не простят мне такого количества заработанных и выведенных из национальной экономики денег. Я хочу, чтобы вы вступили со своим Холодинцем в радиоигру. Сообщили, мол, Болтутя и Артема переправили куда-нибудь дальше, скажем, в ЮАР. Что вылетаете следом. Уж не представляю, каким образом, но это непременно дойдет до ушей Казака. Затем вы проведете пару радиорепортажей как бы из Южной Африки и устранитесь.
— Как это «устранитесь»? — весьма нервно отреагировал Швед.
— Ну, например, попадете в автокатастрофу, — немного смутился Болтуть. — На самом деле я возьму вас на службу. В лагере острая нехватка технических специалистов. Наконец, мне иногда до смерти хочется поговорить с кем-нибудь по-русски. Три тысячи долларов на всем готовом вас устроят?
— А как же наши родные и близкие?
— Насколько мне известно, и вы, Георгий Иванович, и ты, Леша, совершенно свободны. Что же касается Александра Михайловича, то он, помнится, не раз выражал мысль, что хотел бы избавиться от надоевших жены и любовницы. Уверяю, более благоприятного случая не представится.
Швед хмыкнул, Прищепкин почесал затылок.
— Вы хотите сказать, что я вынужден… — несдержанно воскликнул кулинарный спортсмен международного класса, но его перебил Болтуть:
— Что вынужден?
— Нет, ничего… Так, пустяки, — забормотал кулинар-болист. — Нам нужно подумать.
— Подумайте-подумайте, — с какой-то неопределенной двусмысленной интонацией сказал Болтуть. — Вы только очень хорошо подумайте. До утра, как мне кажется, вам времени хватит. Мое, так сказать, походное шале в вашем распоряжении. Чувствуйте себя как дома. Если не возражаете, я только поставлю у входа охрану: чтобы вас никто не беспокоил.
— Тем не менее, мы остаемся вроде как под арестом, — отметил Швед, когда Болтуть вышел.
«Молчать!» — сделал «строгие» глаза Прищепкин. Он понимал, что Михаил Викторович вряд ли остался подслушивать, что кроме бывшего директора «Оптики» и Артема русского языка в лагере все равно никто не знает. Однако мысли, которые пришли к нему в голову были настолько «крамольными», что лишняя предосторожность помешать никак не могла.
Детективы придвинулись к шефу.
— Мне кажется, что когда Михаил Викторович разглагольствовал на геополитические темы, то самым непосредственным образом вставлял нам туфту. Он вряд ли мог стать исламским фанатиком хотя бы по той причине, что никогда не был ортодоксальным православным. Это во-первых; во-вторых, Болтуть человек образованный, по складу характера осторожный, холодный и рассудительный. Однако рассуждал, будто человек чрезвычайно эмоциональный, склонный к восточной гиперболизации, далекий от реалий западной жизни. В результате у меня сложилось впечатление, что он просто повторял услышанные от кого-то слова. Ну, как вы считаете, мог ли образованный европеец прийти к выводу, что следующим президентом США непременно станет больной СПИДом гомосексуалист и шизофреник-наркоман? — шепотом повел диалог с друзьями Прищепкин.
— Да уж точно, с выбранным образом неувязочка у Болтутя получилась, — без колебаний согласились Швед и Бисквит.
— Наверно, ему просто было выгодно переметнуться именно в Египет, вот и все, — добавил Бисквит.
— А чтобы клиентов понадежней зацепить, он и наловчился в их дуду дуть, — добавил Швед.
— Не все так просто, — улыбнулся Прищепкин с видом некоторого превосходства. — Не хватает «орнамента».
И тут он рассказал друзьям о некоторых обстоятельствах жизни Болтутя, известные ему от Холодинца, но которым до недавнего времени не придавал значения. В частности, что Михаил Викторович воспитывался в неблагополучной семье алкоголиков, в которой кроме него росло еще семеро детей. На вторую неделю после зарплаты в доме уже не было ни корки хлеба. Каждый ребенок кормил себя сам и на этой стезе изощрялся, как только мог. Побирались и воровали. Придерживаясь прямолинейной логики, в этой семье было просто не выжить. Постоянные, ставшие рутиной,




