Холод в Берлине - Эуджен Овидиу Кирович
– В детстве я занимался саватом, – ответил он. – Это французский бокс. Помимо перчаток также надевают специальные ботинки, чтобы можно было пнуть противника. Затем я перешел на обычный бокс и однажды даже выходил против Сердана. Но в конце концов сломал руку и мне пришлось закрыть эту главу своей жизни. – Он поднял бокал. – За здоровье!
– Никогда не слышал о боксере по фамилии Сердан. Он чемпион Франции?
– А то. В среднем весе. И рано или поздно он нокаутирует вашего Тони Зейла[23]. Вот увидите.
– Где вы воевали?
– В пехотном полку. Мы несколько месяцев несли службу на линии Мажино, пока немцы не подкрались к нам сзади. Меня демобилизовали, я уехал в Лион и в сорок втором присоединился к Сопротивлению. Через год меня арестовали вместе с Муленом[24] и остальными. Оказалось, коммунисты сдали нас гестапо. Парочку наших, выживших в камере пыток, отправили сюда, в Германию.
– Вы здесь выучили немецкий?
– Нет, я из Эльзаса. Родители французы, но я выучил немецкий еще в детстве, общаясь с друзьями и соседями.
Официантка принесла рагу, и Бернар принялся за него с большим аппетитом, словно совсем позабыв обо мне. Я едва притронулся к своей тарелке, а он наконец очистил свою и заметил на себе мой взгляд.
– Вы когда-нибудь были голодным? – спросил он. – Я имею в виду, по-настоящему голодным. Настолько, что готовы были съесть слона.
– Даже не знаю. Во время Великой депрессии нам пришлось довольно туго, но, наверное, не настолько, или же я был слишком юн, чтобы в полной мере ощутить лишения.
– Что ж, однажды почувствовав животный голод, вы уже никогда его не забудете. Никогда. Поверьте. По прибытии в Германию меня вместе с несколькими русскими военнопленными отправили работать на ферму в Саксонии. Нас все равно что держали в рабстве. Думаю, владелец фермы по имени Уолтер Кноп был сумасшедшим – и я не утрирую. Он потерял на войне двух сыновей, жена умерла от тифа – вот, скорее всего, и свихнулся. Он запирал нас на ночь в сарае и кормил объедками со стола. Мы ели кукурузные початки, кору деревьев, траву и даже жуков. Заключенного, который попытался бежать, загнали и застрелили в лесу, точно животное.
– Что стало с фермером после войны?
– Он всадил в себя пулю, когда узнал о приближении к деревне Красной армии. Русские сожгли ферму дотла, едва мы ушли оттуда свободными людьми.
– Зачем вы привезли меня сюда, Бернар?
– Зовите меня Анри, пожалуйста.
– Хорошо, Анри. Так зачем? Я уезжаю из Германии послезавтра.
– Не знал. – Казалось, он испытал облегчение. – Думал, вы работаете над статьей об Амалии Шульц.
– Я никогда не писал о ней статью. Причина моего приезда – взять интервью у американского военного. Я совершенно случайно наткнулся на ее тело и начал задавать вопросы.
– Рад слышать. Я лишь хотел убедиться, что вы не станете смешивать имя моего начальника с грязью.
– Он соблазнил фройляйн Шульц, сделал ей ребенка, а затем выкинул из машины посреди ночи. Он бросил девушку прямиком в ад. Отвези он ее домой, она была бы сейчас жива.
Анри вздохнул и оперся локтями о стол.
– Откуда, черт возьми, ему было знать, что с ней произойдет? Откуда, скажите?
– Я забыл упомянуть, что Дюплесси выкинул ее в советском секторе во время комендантского часа. Не нужно иметь дара предвидения, чтобы догадаться о возможных последствиях.
– Ладно, он совершил ошибку. Но вы должны кое-что понять и, прошу, поверьте мне: он не имеет никакого отношения к тому, что случилось с ней после. Никакого.
– Где тело девушки?
– Откуда мне знать? Его нашли вы.
– Ладно, допустим, ваш начальник непричастен к случившемуся с Амалией Шульц после того, как он бросил ее в Митте. Но разве ему не хочется выяснить, кто изнасиловал и убил его возлюбленную? Почему он не попытался найти виновных?
– Разумеется, он пытался! Он велел мне заняться этим лично. К сожалению, ни мне, ни полиции не удалось ничего выяснить.
В кафе появился одноногий мужчина на костылях в старом плаще-палатке. Пожилая официантка спешно вышла из-за стойки, поцеловала его в щеку и помогла сесть.
– Если ваш начальник невиновен, как вы говорите, тогда зачем выдумал историю об отъезде девушки в Штутгарт? Почему попросил ее соседку солгать полиции?
– Чтобы приостановить расследование, которое рано или поздно привело бы к нему. Он хотел выиграть время, пока мы выясняем, что произошло на самом деле. Видите, я с вами кристально честен. Разумеется, мои слова не для печати. Вы точно не будете писать обо всей этой истории?
– Об убийстве, вы хотите сказать? Именно так подобное называют во всем мире, на всех известных языках, включая немецкий. Убийство при отягчающих обстоятельствах.
– Вы утверждаете, что ее убили. Но не забывайте, тело так и не нашли.
– Ну вот опять… Мы возвращаемся к этому вновь и вновь. Я видел тело тем вечером и готов показать фотографии, если вы мне не верите.
– Я знаю про фотографии. Вагнер говорила, что они размытые, засвеченные. Она даже не уверена, что там Амалия.
– Ладно, давайте покончим с этим. Спасибо за ужин. И передайте своему начальнику, что я не собираюсь писать об убийстве. Он может спокойно возвращаться в «Феминину» и вновь напиваться до бесчувствия. Что касается меня, то я уезжаю домой.
С явным облегчением Бернар протянул мне визитку:
– Тут мой берлинский номер. Звоните в любое время. Как насчет интервью с Жаном Габеном? Могу договориться. Он будет в Берлине завтра.
– Кто это?
– Жан Габен? Вы никогда о нем не слышали? Это один из величайших актеров в мире! Не смотрели «Человека-зверя»? «Пепе ле Моко»?
– Я редко хожу в кино и, как уже упомянул, скоро уезжаю из города. Все равно спасибо. И еще один вопрос: есть ли у вас доктор по фамилии Буше?
– Да, он мой друг. А что? Вам нужно выписать лекарство?
– На вашем месте я бы расспросил его о советских друзьях. Но я не на вашем месте, так что это не мое дело.
Капитан недоверчиво уставился на меня, затем почесал нос, отвел взгляд и пробормотал что-то себе под нос по-французски.
– Вы уверены?
– Нет. Думаю, в таких вопросах никогда нельзя быть полностью уверенным.
– В любом случае спасибо.
– Пожалуйста.
Одноногий ел рагу – то же, что подали нам. Официантка наблюдала за ним, сидя рядом. В темном углу уединился лысый мужчина в очках, он разговаривал сам с собой перед пустой бутылкой, жестикулируя и хихикая.
Меня охватил жар, и я мечтал лишь о том, чтобы вернуться домой и хорошенько выспаться. Меня физически тошнило от того,
