Холод в Берлине - Эуджен Овидиу Кирович

Я отступил, пропуская офицеров, и они прошли мимо, бросив на меня равнодушные взгляды.

– Я не уйду, пока не поговорю с Григорьевым. – Я достал из кармана удостоверение и показал охраннику. – Американец, журналист.

– Американец?

– Да. Мне необходимо поговорить с Григорьевым. Это важно, понимаете?

– Все в порядке, этот джентльмен со мной, – раздался голос у меня за спиной.

Я обернулся. Мне улыбался маленький, почти лысый мужчина средних лет, одетый в смокинг и элегантное пальто.

– Вы, должно быть, герр Хубер?

– Верно.

– Пройдемте, пожалуйста.

Охранник немедленно отступил, пропуская нас, и мы вошли в вестибюль. Однако вместо того, чтобы пройти в главный зал, мужчина открыл дверь слева и жестом пригласил меня следовать за ним.

– Вы меня знаете? Мне нужно увидеться с Григорьевым, – сказал я, и мужчина кивнул:

– Я прекрасно знаю, зачем вы здесь, герр Хубер, не переживайте.

Мы поднялись на несколько лестничных пролетов и, повернув налево, прошли по тускло освещенному коридору, в конце которого располагалась красная дверь.

– Прошу, – сделал приглашающий жест коротышка.

Комнату освещал лишь огонь в мраморном камине, перед которым сидел мужчина в инвалидном кресле. На нем была голубая шелковая пижама, и он выглядел древнее египетских пирамид.

– Товарищ Григорьев, к вам человек, которого вы ждали. – Коротышка почтительно склонил голову, затем подвинул стул, приглашая меня садиться у камина.

Сняв пальто, я бросил его на пуфик и сел.

Григорьев, или как бы там по-настоящему ни звали старика, напоминал куклу вуду из костей и высушенной кожи. Испещренное темными пятнами лицо бороздили глубокие морщины. На почти безволосой макушке виднелся большой шрам, похожий на корявую алую букву. Из уголка рта стекала струйка слюны, поблескивающая на свету, подобно оставленному улиткой следу.

– Он ждал вашего сообщения, – сказал мне коротышка. – Прошу, герр Хубер.

– Вы уверены, что он поймет?

– Внешность обманчива. Разумеется, поймет.

В комнате было жарко, и у меня по спине уже бежали струйки пота.

– Герр Григорьев, мой друг согласился встретиться с вашим другом завтра, – начал я. – Время – два часа дня, место – кофейня под названием «Бергманн». Это в Шпандау, в британском секторе.

Коротышка перевел послание на русский, Григорьев кивнул и что-то пробормотал.

– Товарищ Григорьев благодарит вас за помощь и спрашивает, сражались ли вы на войне.

– Нет, я учился в колледже. Вы уверены, что он понял послание?

– Конечно понял, не волнуйтесь.

Они обменялись еще парой фраз на русском, затем коротышка сказал мне:

– Товарищ Григорьев интересуется, чего вы боитесь больше всего на свете.

Опасаясь словом или делом скомпрометировать нашу договоренность и тем самым подписать Марии смертный приговор, я ответил как можно вежливее:

– Я лишь посыльный. Даже не знаю. Пожалуй, я боюсь змей.

Григорьев закрыл глаза, и на пару мгновений мне показалось, что он заснул. Наконец веки старика поднялись, он взглянул на коротышку и пробормотал несколько фраз.

– Товарищ Григорьев считает, что люди боятся одного и того же, а именно – смерти, потому что мы до сих пор не имеем ни малейшего представления о том, что происходит после, – перевел коротышка. – Остальные страхи – лишь производные самого большого страха из всех. Однако, как бы парадоксально это ни звучало, вы начинаете жить по-настоящему, только поборов страх смерти. Нам пора идти. Товарищу Григорьеву нужно отдохнуть.

Мы покинули комнату и отправились обратно тем же путем.

– Что все это значило? – спросил я своего спутника, и он улыбнулся:

– Вы передали свое послание, герр Хубер. Теперь можете не сомневаться, что ваш друг и друг товарища Григорьева встретятся завтра в назначенное время в назначенном месте.

Водитель Гарднера отвез меня домой. Не успел я войти в здание, как откуда ни возьмись появился мужчина в форме и по-немецки попросил разрешения со мной поговорить. Уже стемнело, и мне с трудом удалось разглядеть его черты. Когда он закурил сигарету, я заметил на форме нашивку с французским флагом и именем: «Капитан Анри Бернар».

– Поговорить о чем? – спросил я.

– Полагаю, вы уже и сами догадались.

– Ладно. В таком случае не желаете зайти в дом?

Он покачал головой:

– Я на машине и знаю уютное местечко, где можно посидеть и спокойно пообщаться. Оно недалеко.

Я целый день ничего не ел и к тому времени едва держался на ногах.

– Не откажусь от ужина.

– Славно. Машина вон там.

Он сел за руль, и я, расположившись на пассажирском сиденье, заметил рядом с коробкой передач черепашку и спросил о ней у капитана.

– О, вы о Лоретте? – рассмеялся тот. – Я подобрал ее несколько часов назад на парковке у работы. У нее ласты и плоский панцирь, а значит, она, скорее всего, морская, и это только добавляет вопросов к ее загадочному появлению на парковке. Хочу выпустить ее в реку по дороге домой, иначе она закончит свою жизнь в виде декоративной пепельницы.

– Откуда вы знаете, что это самка?

– Загляните ей в глаза! Шучу, я понятия не имею, просто в старших классах у меня была подружка по имени Лоретта, которая походила на черепаху.

Тучи рассеялись, и на студеном небосводе показался полумесяц. Я посадил Лоретту себе на колени и погладил указательным пальцем по головке.

– Полагаю, вы хотите обсудить со мной Амалию Шульц? – спросил я.

Капитан кивнул, глядя через ветровое стекло на дорогу впереди.

– Мне вчера позвонила Вагнер и сообщила о вашем визите. Вы ее напугали.

– Я лишь сказал ей правду.

– И в чем же она заключается?

– Фройляйн Шульц не в Штутгарте. Ее убили одиннадцать дней назад. Если хотите, могу показать вам фотографии, сделанные на месте преступления.

– Да, Вагнер упомянула некие фотографии, – вздохнул капитан.

– Это вы увезли тело той ночью?

Он оторвал глаза от дороги и возмущенно воззрился на меня:

– Как вы можете спрашивать о подобном? Я военный, а не преступник. Вы должны знать, что подполковник Дюплесси не имеет никакого отношения к случившемуся с той девушкой. Мы прибыли, – сообщил он, паркуясь на обочине. – Идемте.

Маленькое, почти пустое заведение представляло собой нечто среднее между кафе и рестораном. Мы сели за столик рядом со стойкой, из-за которой вышел мужчина примерно моего возраста в изношенном черном костюме и завел с Бернаром веселую беседу по-французски. Когда он вернулся за стойку, мой спутник объяснил:

– Вильгельм работал у нас переводчиком до тех пор, пока пару месяцев назад мы не помогли ему открыть это заведение. Он принесет нам мясное рагу.

Капитан закурил французские сигареты «Голуаз» и выпустил клубы ароматного дыма. К нам подошла пожилая официантка с бутылкой красного вина и наполнила бокалы. Невольно я обратил внимание на сломанный нос Бернара и сильно выступающие надбровные дуги