Пирожки со вкусом преступления - Селия Брук
– Как вы себя чувствуете?
– Орошо, но олова бо… лит, – выговорил больной и сам себе улыбнулся – на этот раз фразы у него получились гораздо четче. Доктор кивнул, удовлетворенный ответом, и принялся за осмотр.
– Что ж, неплохо-неплохо, – бормотал он, прикладывая стетоскоп к впалой бледной груди критика.
Что именно было «неплохо», по мнению доктора, Рафферти не понял. Он только обрадовался услышав это слово.
– Ну, голова наша пройдет. Как скоро – не скажу. Травму вы получили серьезную, – наконец резюмировал доктор. – В остальном не вижу причин для беспокойства. Мы, конечно, понаблюдаем за вашим состоянием, чтобы убедиться в отсутствии неприятных последствий. Сделаем томограмму…
«Травма! – подумал в растерянности Рафферти, – выходит, у меня была травма!»
Похоже, тревога отразилась на его лице, потому что доктор отложил стетоскоп и спросил:
– Вы помните, как вы получили травму?
Больной медленно помотал головой.
– Не помните, как на вас напали? Не помните, кто на вас напал?
– Нет, – выдавил Рафферти, ощущая, как внутренности слипаются в один комок и подкатывают куда-то к горлу. На него напали… Какой ужас…
Доктор переглянулся с медсестрой, которая натянуто улыбнулась и поправила Рафферти подушку, стараясь на него не смотреть. В глазах медицинского светила мелькнуло волнение. Он присел на стул у кровати больного и придвинулся поближе.
– А как вас зовут, вы помните?
Рафферти возмутился:
– Конечно, помню!
Это ему удалось произнести довольно отчетливо.
– Назовите себя, – попросил доктор.
Рафферти открыл рот. И закрыл его обратно. Что за чушь… Он же точно знает, как его зовут…
Больной беспомощно заморгал глазами и вдруг почувствовал, что сейчас расплачется.
– Вы помните, как вас зовут? – повторил доктор. – Вы вообще что-нибудь помните?
Рафферти закрыл глаза, и по щекам его полились горькие слезы. Он помотал головой, не в силах вымолвить ни слова. Его память была пуста и бела, как больничный потолок, который Рафферти вначале принял за «тот свет». Он ничего, совершенно ничего не помнил…
Глава 6
– И расплакалась? На плече у Эббота? – Бет выпучила глаза и стала похожа на лягушку. Они с Мэри сидели на кухне пекарни и пили чай, пока Кейт и Эми украшали стены и столики лиловыми бантиками и свежими веточками ежевики. Конкурс «Кондитер Уиллоу-Брук» начинался сегодня в полдень в центральном парке города. В духовке пекарни «сидели» фирменные ежевичные тарталетки «Сладких грез», и сладкий, дразнящий запах расплывался по помещению и выходил в раскрытые окна, привлекая внимание прохожих. Пекарня была закрыта, но объявление на стеклянной, до блеска намытой двери гласило, что все желающие в двенадцать часов приглашаются в парк, чтобы отведать фирменный десерт Мэри и поддержать ее на конкурсе.
– Расплакалась, – подтвердила Мэри.
– Разве это не подозрительно? – возмутилась Бет. – Мадам сообщают, что муж живехонек и очнулся, а она – рыдать! Значит, это для нее никак не хорошая новость. Что скажешь?
– Думаю, она просто разволновалась.
– А я думаю, – Бет откинулась на спинку стула так сильно, что чуть не кувыркнулась назад, – она надеялась на смерть муженька, а муженек возьми и не помри.
– Бет!
– На месте констебля я бы арестовала ее там же и допрашивала бы, пока у нее волосы не выпадут.
Мэри снисходительно похлопала ее по руке:
– Я благодарна тебе за поддержку, дружочек, но ты слишком предвзята к Агнес.
Бет выхватила из стоящей на столе вазочки вчерашнюю булочку с кремом.
– Я не предвзята. Я оцениваю факты. Помнишь, что сказала леди Брайтли, – «коричневый убийца»! А на Зубочистке, если помнишь, как раз был коричневый костюм, когда мы ее видели у Пола.
– Бет, боже мой, да ее же даже близко в пекарне не было, когда леди Брайтли открыла рот.
– Может, это пиджачок Лестера Финли навел ее на мысль, и она вспомнила, как в темноте Агнес Рафферти в своем костюме, лопающемся на груди, подкралась к своему мужу, – Бет сделала страшные глаза и растопырила пальцы, как злодей из фильма ужасов, – а потом ка-а-ак треснет его…
– Лопающемся на груди? – Мэри укоризненно посмотрела на подругу. – По-моему, кто-то завидует.
Бет надменно вздернула носик.
– Еще чего не хватало.
– У Агнес Рафферти никогда не было костюмов, лопающихся на груди, – рассмеялась Мэри.
Бет наклонилась ближе и заговорщицки прошептала:
– Я готова поклясться вставной челюстью леди Брайтли, что Зубочистка увеличила себе грудь.
– Ерунда.
– Ты просто не обратила внимания, а я всегда замечаю детали, – фыркнула Бет. – Как, по-твоему, она заполучила твоего дурачка Пола? Поймала на свой длинный нос, как на удочку?
Мэри снова рассмеялась:
– Давай хоть на секунду забудем об этом деле! У меня сегодня такой важный день. Я хочу поговорить о чем-нибудь другом.
День и правда был важный, Мэри очень волновалась перед конкурсом. Накануне в пекарню заглянула Джорджина Эксли, очень грозного вида дама, которая, на правах главного судьи конкурса, долго разговаривала с Мэри о правилах и заставила ее подписать кучу бумаг. Бет все это время вертелась в пекарне, как и Флойд Олсен. Оба наблюдали за известной дамой, пытаясь определить, могла ли Джорджина отправить старину Рафферти в больницу, чтобы занять почетное место главного судьи. Олсен сделал несколько фото судьи исподтишка, сделав вид, что снимает витрину с пирожными, но Бет выдала его, громко выкрикнув на всю пекарню:
– Отличные фото, Олсен, судья великолепно получилась!
Джорджина Эксли медленно повернулась к репортеру и холодным, продирающим до костей тоном произнесла:
– Молодой человек, я бы попросила не снимать меня, если я не присутствую на официальном мероприятии. Будьте любезны, покиньте помещение, или я лично прослежу за тем, чтобы вас завтра на конкурс не пустили. Поверьте, такие возможности у меня есть.
Олсен побледнел, как небо перед рассветом, и, смерив Бет уничтожающим взглядом, пулей вылетел из пекарни.
Собрав бумаги со стола, Джорджина Эксли внимательно посмотрела на Мэри.
– Я понимаю, дорогая, что к вам приковано всеобщее внимание из-за всей этой ситуации. Но хочу сказать, если вы рассчитываете на победу только из-за этого, то совершенно зря надеетесь. Я сужу честно и непредвзято. Как и мои коллеги.
– Я только на это и надеюсь, – ответила Мэри. – Поверьте, я не в восторге от излишнего внимания.
Молча кивнув, Джорджина Эксли покинула пекарню, взмахнув на прощание своим бледно-розовым плащом, веселый и легкомысленный цвет которого совершенно
