Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова

– Я ведьма, – сухо сказала Айнур. – Я всё знаю.

Он попятился, не отводя от нее затравленного взгляда, налетел на спинку сиденья и вывалился из трамвая, расталкивая пассажиров.

Она вышла на остановке. Утренний сквер пах сиренью, сверкало солнце в окнах, рыжий щенок резвился на траве, и девочка, его хозяйка, смеялась и бросала ему вместо палочки большую шишку… Айнур всё замечала, но ни на что не отзывалась. Хотелось окунуться в бочку с хлоркой. Из сквера она свернула в переулок, обогнула старую церковь, перед которой нищенка рассаживалась, подбирая юбки, и наконец оказалась перед светло-желтым зданием с барельефом в виде растительного орнамента и балконами с выгнутыми коваными решетками, изящными, как арфы.

Айнур набрала код, вошла в подъезд, поздоровалась с консьержем и поднялась на пятый этаж. Открыла дверь своим ключом и сказала без всякого акцента:

– Здравствуйте, Михаил Степанович!

– Вер-р-ртихвостка! – хрипло выкрикнули откуда-то.

– Доброе утро, Айнур! – донеслось из комнаты. – Дай Прохору оплеуху и проходи сюда. Только захвати зажигалку.

– А где она?

– В кухне, на полочке.

Айнур помыла руки и заглянула в небольшую комнату, где по жердочке в клетке ходил великолепный, как гладиолус, красно-синий попугай. При виде девушки он отчаянно закивал и вскинул когтистую лапу, словно собираясь поклясться перед судом.

– Пр-р-роша мер-р-р-завец, – с явным удовольствием известил он.

Она протянула ему ягоду клубники. Прохор заворковал, как голубь, и нежно сказал:

– Пр-р-роститутка!

Айнур отыскала зажигалку и прошла в гостиную.

Михаил Степанович Гройс развалился в любимом кресле у окна с видом на церковь. Увидев Айнур, поднялся – как всегда, галантный. Одна рука заведена за спину.

– Сделай милость, дай огоньку.

Айнур щелкнула колесиком. Старикан вытащил из-за спины правую руку, сжимавшую длинную палочку. На конце ее было нечто вроде самодельного фитиля. Он неторопливо поднес палочку к пламени, и фитиль вспыхнул. Гройс отступил на шаг, провел левой рукой, в которой оказался ярко-синий платок; платок взмахнул шелковыми крыльями и тут же опал, а палочка на глазах Айнур преобразилась: там, где мгновение назад бился огонек, распустила атласные лепестки искусственная роза.

– Прошу! – Гройс поднес розу Айнур.

– Очень красиво! – с чувством сказала она. – Но как?..

– Э, нет-нет-нет! Тайну фокуса раскрывать нельзя. Между прочим, я и этот цветок тебе не отдам. Для тебя – другой.

Слетел вниз синий платок, и под ним оказалась живая роза: на коротком стебле, но с пышным алым бутоном.

– Спасибо!

Айнур пошла к шкафу, где стояли разнокалиберные вазы. Участливый голос Гройса догнал ее на полпути:

– Что случилось, дорогая?

Есть такие рыбки, прозрачные, у которых и позвоночник видно, и каждую косточку… Айнур рядом с Гройсом ощущала себя именно такой рыбкой.

– Ну вот с чего вы взяли… – традиционно начала она, сердясь и на себя, и на него.

– Я же не слепой, – так же традиционно ответил Михаил Степанович.

– Мужчина в трамвае руки распускал. Ничего особенного. Я справилась.

Гройс выжидательно молчал, и пришлось всё рассказать.

– Совершенно необходима расшифровка, – сказал Гройс, когда Айнур закончила.

– Один шнурок розовый, – начала объяснять она. – Это означает, что кто-то этот шнурок раскрасил, а он не успел поменять, потому что опаздывал на работу. Розовый фломастер, ребенок разрисовывает папе шнурки – скорее всего, это девочка. Маленькая, дошкольница. Школьница уже понимает, что вещи нельзя портить. Значит, года четыре.

– Убедительно, – согласился Гройс.

– Потом я посмотрела на его руки и поняла, что точно девочка. У него рукава закатаны и на сгибе локтя наклеен цветочек. Такие наклейки сейчас в каждом ларьке продаются. У них середина белая, а лепестки разноцветные. Раз он не снял наклейку, значит, дочку обожает. В середине цветка была накарябана буква М. Детским почерком выведено. Что может написать совсем маленькая девочка? Первую букву своего имени. Мужчина такого типа не станет называть дочь Миленой, Мирославой или Мартой. Четыре года назад самыми популярными именами были Настя, Даша, Елизавета и Мария. Он мог выбрать и Марину, но я предположила, что Маша – вероятнее. Так и оказалось.

Гройс издал невнятное восклицание.

– Хорошо, а про бабушку?

– Что про бабушку?

– Которая не станет отводить внучку в школу!

– А-а… Он же гад тошнотный. Кто его будет терпеть, кроме собственной жены?

Старик рассмеялся:

– Как раз такую мерзость их родные мамаши, как правило, обожают! Ты попала в точку случайно.

– Но попала же, – возразила Айнур. – С какой комнаты начать, Михаил Степанович?

– На твое усмотрение. – И добавил ей вслед: – Крепко ты его напугала, молодец. Единственную болевую точку нашла и ткнула со всей силы. Чрезвычайно эффективно! Но каков тип: нежный любящий отец – а в остальном скот скотом. Удивительное создание человек. И противное.

Айнур начала с ванной. Ей нужно было успокоиться, а здесь в шкафу на полках были выстроены увесистые бутыли с длинными клювами и распылителями, лежали стопки ее специальных тряпочек и мочалок, каждая для своего типа покрытия: всё выстроено по системе, всё понятно, удобно; упорядоченно.

Когда она добралась до гостиной, Гройс свернул газету и отложил в сторону.

– В очередной раз предлагаю: оставайся здесь. И не закатывай, пожалуйста, глаза. Я всё вижу! У тебя есть своя комната, мне твоя компания только в радость. Помимо прочего, позволь заметить, что ты сэкономишь на съеме. Широко жить, безусловно, не запретишь, но не думаю, что эти деньги будут тебе лишними.

– Не могу я, Михаил Степанович, – умоляюще сказала Айнур.

У Гройса в комнатах – картины, вазы, цветы, статуэтки, пластинки, книги. Поют тоненькими голосами, и даже красиво поют, но выносить этот хор ежедневно круглые сутки… В ее съемном скворечнике белые стены, койка под синим пледом, стул и узкий, как лодка, шкаф. Даже стола нет, завтракает Айнур у подоконника с видом на пустырь. Пустая комната без единого воспоминания. А у Гройса вся квартира – это память, и память живая, говорящая.

– Драматизма в голосе не нужно, я на свой счет твой отказ не принимаю. Знаешь, есть у меня один знакомый. Он живет в комнате, чрезвычайно похожей на твою. Досталась после развода, в ходе которого жена отобрала у него квартиру, в порядке компенсации оставив ему восьмилетнего сына. Занятный человечек, м-да… Совершенный аскет. Бывший экономист, который решил, что зарабатывает недостаточно для содержания сына, и стал, вообрази, дворецким. Каков финт! Из экономистов – в мажордомы!

– В Англии?

– На Рублевке, – сказал Гройс. – Поверь, это намного выгоднее. Не говоря уже о том, что рублевские дворецкие гораздо более английские, чем сами англичане.

Айнур ничего не поняла, но на всякий случай кивнула.

* * *

Слева масло, справа сметана. В молочных рядах всегда толпился народ