Кот мяукнул в третий раз - Юлия Владиславовна Евдокимова

– Может, и помер бы, не вызови твой дядя Андрей скорую. Кто мог тебя отравить? А главное- почему?
– Понятия не имею. Но вы это… типа, поторопитесь.
– В каком смысле?
– Поймайте их, пока они не отравили еще кого-нибудь.
– Отдыхай. Но если тебе что-то придет в голову, позвони. Я запишу номер и оставлю вот здесь.
Грайлих снова вынырнула из-за плеча следователя.
– Я зайду к тебе завтра, проведаю.
Парень скривился, но ничего не сказал.
На обратном пути Таисия самым елейным тоном, на который была способна, поинтересовалась, во сколько они завтра поедут в монастырь.
– А причем здесь вы? Вообще-то вы все еще официально числитесь подозреваемой. Как и ваши подруги. Мне вообще не следовало брать вас сегодня с собой, и вообще разговаривать с вами о деле. Тем более, что никакого смысла в этом не было.
– О смысле мы поговорим завтра, когда я навещу молодого человека,– промурлыкала актриса. – А насчет подозреваемой… я, скорее, жертва. Вынуждена оставаться здесь, отрезанная от нормальной московской жизни. Плюс есть небольшая деталь. Вы сами сказали, что я подозреваемая, но прекрасно знаете, что я никого не травила. Значит я имею право что-то предпринять, чтобы очистить свое имя. – Тон изменился и она почти умоляюще попросила: – Ведь если бы не я, вы не узнали бы про монастырь, вы не можете поехать туда без меня.
– Пойти.
– Что?
– Пешком. Через мост, через лес.
– Во сколько?
– В десять. Чтобы не мешать службе.
Лицо ее просветлело. – И все же, что вы думаете об этом деле?
– Не наглейте, Таисия Александровна.
– Я не наглею. Раз уж мы напарники…
– Таисия Александровна!
– Хотя бы вы знаете, как отравили профессора?
– Единственный вариант – яд был в еде на вынос.
– Которую сто процентов не готовила Леля. Ольга Николаевна.
– Как ни странно, вы правы. В тот день не готовили то, что он ел. Поэтому еду привез человек, приехавший на машине в ту ночь.
– И вы не нашли никаких следов, отпечатков, чего-то вроде?
– Все было хорошо отмыто, упаковки забрали.
– А он хорошо подготовился. Но сюда не вписывается убийство студентки. Они совершенно разные. Татьяна утонула, но, вероятно, была без сознания, когда упала в воду. Сильный удар по затылку.
– Значит, это другой человек. Или тот же самый, но это убийство не планировалось. Или он убил девушку спонтанно, а потом начал заметать следы.
– А незнакомец?
– Ждем заключения экспертов, раньше завтрашнего дня ничего не получим. Его видели в городе, но он не останавливался ни в одной из гостиниц. Возможно, он ночевал в лесу и не имеет никакого отношения к этому делу, просто какой-то бедняга, который случайно оказался не в том месте и не в то время. Скоро придет информация по его отпечаткам.
– Вы верите, что это не Леонид? Ведь Марми… Марина Мироновна не видела сына тридцать лет.
– Верю. И знаете, почему? Если бы он вернулся, первым делом пришел бы к матери за деньгами.
– Или его ждал гораздо больший куш. Что вы думаете о кладе? Ведь фактически это единственная связь между убийствами.
– Уже поздно. Таисия Александровна. И мы уже приехали. Отдыхайте, а завтра я жду вас в 10 утра у моста.
Глава 13.
Никто из приезжих и не догадается, что за лесом спрятался монастырь, да какой, при Петре Первом созданный. Лишь подивится, когда в перекличку колоколов двух монастырей Болтужева включится третья колокольня. Или это эхо над рекой разносится? А вот с горы, где мужская Никольская обитель высится над городом, дальний монастырь хорошо виден. И зимой, когда от чащи лесной лишь голые ветви остаются, нет-нет, да и выглянет в проеме деревьев белая колокольня.
Добраться туда не просто, сначала мост перейти над рекой, потом пройти лесной дорогой. Ох, уж эта река! Вроде узкая, хоть и быстрая, но как разольется, отрезает монастырь полностью от «большой земли». А стороной, не пересекая реку, то ближайшего населенного пункта километров пятьдесят. С горы хорошо видно, что вокруг лишь леса непроходимые. Так и не освоили люди даже в XXI веке ту сторону реки. Может, и хорошо, что такие заповедные места сохранились, да недалеко от Москвы?
Настоятельница, сказали, приболела, но визитеров приняла. И Таисию узнала, одно поколение. Попросила подать чаю и начала неспешную беседу.
– Прислали меня сюда двадцать лет назад, тогда еще послушницу, восстанавливать монастырь. Я как глянула – так и ахнула. Живого места не осталось от монастыря. Заночевала в комнате, продуваемой ветрами со всех сторон, а утром вышла на улицу, слышу – шипение. Оглянулась, а это гадюки… Не хотели темные силы восстановления. Много с тех пор лет утекло. И бурьян выше головы выдергивали и огородики разбивали, дерн носили тазиками. И строились потихоньку, до сих пор строимся. В алтаре в советские времена лошади стояли, а в храме овцы, окна все навозом были заляпаны.
– Как же вы сумели все это поднять?
– Руки опускались. А потом понимаешь, что все это детский лепет: не могу, уеду… надо, значит надо. Я лишь просила: – Господи, оглянись на мое убожество, раз ты меня сюда послал, помоги! Появились насельницы, но выживать монастырю легче не стало. Пробовали держать баранов, кур, гусей, коз, а потом остановились на коровах. И решили делать сыр. Изучили в интернете все, что связано с сыроварнями, даже в Италию поехали. И теперь сыр наш – не сыр, а песня! Делаем мы скаморцу, азьяго, качотту, адыгейский и сулугуни, а еще сыр «архиерейский» – в вине! Все по правилам, не сыроварня, а настоящая лаборатория у нас теперь. Заметили, что монахини наши не в черном, а в платьях в цветочек? Вера – это радость, а не уныние. Говорят, что у нас не монастырь, а большая семья. А так и есть. По вечерам, вон, песни поем под рояль. Марина Мироновна поиграть заходит. Не смотрите на меня так, забегала она, про вас рассказывала. Вот пришел человек с грузом на душе, отчаялся, а мы чайку нальем, тут и рояль тихонько играет. И говорим о чем-то совсем не важном. А у человека груз с души падает, невзгоды отходят. Оттаивает человек. Ведь музыка воскрешает! Так и Марина Мироновна приходит, чтобы полегчало.
– Теперь я понимаю, почему отец Игнатий Татьяну Шустову к вам послал.
– Бедная девочка, упокой, Господь, ее душу… Ну, что ж, чайку попили, пора и к делу. Вы же за ее