Крестные матери - Камилл Обре
– Ну, по крайней мере, ты умеешь шить ровными строчками, – прошептала в ответ Эми. – А я слишком близорукая и постоянно искалываю пальцы иголкой. – Вздохнув, она прошептала еще: – Почему мы должны заниматься домашними делами, если у слуг это получается гораздо лучше? Тесса такая старомодная…
Люси заговорщицки кивнула.
– Мы ждем Марио? – нетерпеливо спросил Фрэнки. – Он же не собирается пропустить ужин, правда? Спорим, что наш младшенький уже на полпути к Фриско? – пошутил он.
– Он придет, – спокойно ответил Джонни. – В свое время. Ты же его знаешь.
– Это потому, что за ним гоняются все девушки, – хихикнула Люси. Она заметила, что Марио – по натуре задумчивый одиночка – не любил оказываться в центре внимания, и чем сильнее окружающие давили на него, тем больше он отгораживался от них, прячась в свой панцирь, будто черепаха. – Какая она, эта девушка из Италии?
Фрэнки пожал плечами:
– Славная. Немного загадочная. Глаза большие, миндалевидные. Она похожа на кошку – наблюдает и обдумывает.
Они потягивали из небольших стаканчиков аперитив – домашний вермут рубинового цвета с оттенками хорошего бурбона и горького апельсина, который готовила сама Тесса.
– Где мама и папа? – спросил Фрэнки.
– Тесса и Джанни все утро провели в кабинете, – ответила Люси.
– Интересно, что папа с мамой скажут об этой новой девочке? – прошептала Эми, обращаясь к Люси.
– Мы скоро узнаем, – ответила та, указав глазами на Тессу и Джанни, которые наконец вышли из кабинета, приглашая всех проследовать в большую официальную обеденную залу.
* * *
Когда Филомена проснулась, она сначала не могла сообразить, где находится, что это за день и даже кто она такая. Потом воспоминания волной нахлынули на нее, вызвав чуть ли не панику. Но как и во время всего путешествия, она подумала о настоящей Розамарии, которая лежала в Неаполе в могиле с именем Филомены, и спросила себя: «А что бы сделала Роза? Что бы сказала Роза?» – и сразу поняла, как нужно себя вести.
Розамария надела бы хорошее, но скромное платье, тщательно причесала волосы и пощипала щеки – так и поступила Филомена. Она купила платье в Неаполе прямо перед отплытием. Мягкого темно-синего цвета с белым кантом, оттеняющим белизну ее кожи. Она просунула руку под стопку одежды в чемодане и на несколько секунд крепко сжала каменную руку Мадонны из храма в Неаполе, которую привезла с собой. Она каким-то образом казалась ей последней ниточкой, связывающей ее с Розамарией.
– Защити меня, направь меня, – молила Филомена, будто держала в руках талисман.
Она поняла, что впервые за долгое время совершала что-то похожее на молитву. Возможно, наконец-то к ней вернулась часть надежды и веры. Она подошла к зеркалу, чтобы еще раз пригладить волосы. Затем спустилась по лестнице.
Горничная Донна ждала ее у подножия лестницы, чтобы показать крытую галерею, которая вела прямо к основному зданию. Они прошли через кухню, где хлопотала широколицая, очень занятая кухарка по имени Стелла. Слева виднелись небольшая гардеробная и коридор, ведущий к центральному входу.
Они прошли мимо обширной гостиной с хрустальными дверными ручками, которые сверкали, отражая солнечные лучи. Филомена не могла не подумать, что Розамария считала бы попадание в этот дом великим счастьем. В гостиной находились встроенные книжные шкафы, прекрасный камин и мебель из красного дерева, украшенная тонкой резьбой. На спинках стульев с шикарной бордовой обивкой лежали вышитые салфетки с золотой бахромой. Там находились круглые столики со стеклянными столешницами, на которых стояли лампы с абажурами в оттенках розового, с золотой бахромой, а с некоторых абажуров свисали стеклянные капли. В гостиной никого не было, но из соседней комнаты слышались голоса.
Разумеется, вся семья собралась в большой столовой с позолоченными светильниками на стенах, полированным буфетом и официальным столом, окруженным стульями с высокими спинками и затейливой резьбой.
– Садитесь, прошу вас, – тихо произнесла горничная.
Мужчины вежливо поднялись с мест, когда она вошла, и Филомена скромно села на стул, который патриарх семейства галантно выдвинул для нее слева от себя. На противоположном конце стола сидела темноглазая мать семейства и пристально, без улыбки рассматривала ее. Из записок свахи Филомена знала, что эту женщину зовут Тесса. Выражение ее лица говорило, что это ее семья и она будет ее защищать.
«Именно она будет решать, останусь я здесь или уйду», – подумала Филомена. Пульс ее участился, пока она бегло оценивала матриарха семьи. Тессе на вид было чуть больше пятидесяти лет, в густых черных волосах, собранных в элегантный пучок, поблескивали серебристые пряди. На серо-голубом шелковом платье выделялась большая золотая брошь с жемчугом.
Привлекательный пожилой мужчина, пригласивший Филомену сесть с ним рядом, должно быть, муж Тессы, которого, по записям свахи, звали Джанни. В волосах у него серебра было больше, чем черного цвета, что означало, что он лет на десять старше жены.
Сыновья Джанни и Тессы сидели за столом со своими женами и детьми. Но Филомена заметила, что прямо напротив нее пустует место, еще два свободных стула стояли на дальнем конце стола возле матери Тессы.
Отец семейства, повернувшись к Филомене, обратился к ней на смеси английского и итальянского – как и его сыновья. Когда за столом говорили по-английски, он, если считал, что это необходимо, переводил ей на итальянский.
– Итак, – торжественно начал Джанни, передавая Филомене бокал просекко, будто оповещая всех о прибытии важной дамы, – это Розамария. Теперь за этим столом уже три Марии: Эми Мария, Люси Мария, а теперь и Розамария. – Он кивнул в сторону каждой из невесток, представляя ее, и они поочередно кивнули в ответ, позволив себе лишь мельком с любопытством глянуть на Филомену.
Но маленькая девочка со светло-рыжими волосами уставилась на нее с нескрываемым восторгом. Когда Филомена улыбнулась ей, девчушка, вдруг став серьезной, объявила:
– Я – Джемма. Моя мама… – Она запнулась.
– Un’infermierathe, – шепотом подсказал ей дед.
– Медсестра! – подхватила девочка.
– Bene[9]. Сколько тебе лет? – вежливо спросила Филомена на английском, чувствуя на себе взгляды Люси и Фрэнки, наблюдающих за дочерью.
– Мне пять лет, – решительно заявила Джемма. – А моему брату Крису – девять, – добавила она, показав на тихого голубоглазого мальчишку с волосами более глубокого рыжего оттенка, прямо как у его матери Люси.
Филомена кивнула, мысленно прикинув, что Люси и Фрэнки, должно быть, чуть меньше тридцати лет.
Наискосок от нее сидел старший брат Джонни, который, как заметила Филомена, был женат на тихой блондинке по имени Эми. Рядом с ними сидели два одинаковых маленьких мальчика.
Проследив за ее взглядом, Джонни представил сыновей:
– Ecco i miei figli[10], Винченцо и Паоло.
– Им четыре года, – добавила Джемма,
