Дневник Кристины - Алексей Владимирович Сабуров
Недолго думая, Мария открыла сайт университета. В разделе «Преподавательский состав» были размещены анкеты сотрудников с фотографиями, специализацией и трудовым стажем. Сотни имен.
Ничего себе, как много, подумала Мария. Она будет день листать, не меньше. Но тут же заметила поисковую строку с подсказкой: «Введите фамилию». Может, и имя получится ввести? Мария набрала: «Константин».
Поиск сработал, отобрав порядка двадцати анкет. Среди них были и преподаватели с отчеством Константинович или Константиновна, и даже один по фамилии Константинов. В итоге она отобрала всего шесть человек с нужным именем. Изучить их тоже заняло всего несколько минут. Филолога и историка Мария отбросила сразу. Кандидат физико-математических наук был, по ее дизайнерскому мнению, где-то рядом с химией, но он был значительно старше искомых сорока пяти лет, как и еще один профессор, доктор технических наук. Пятый вариант, преподаватель теплотехники, напротив, был сильно моложе – в две тысячи пятом он еще в начальную школу ходил с рюкзаком.
Вся надежда оставалась на последнего кандидата – старшего преподавателя, кандидата химических наук, специализирующегося на технологии наноструктур. Мария подсчитала его возраст от указанной даты рождения. Сорок пять лет. Ее сердце забилось. Но ненадолго. В трудовой деятельности было указано, что он пришел в университет только в две тысячи одиннадцатом, а до этого преподавал совсем далеко от Екатеринбурга, в Нижегородском государственном университете.
Вот и весь выбор. Маша огорчилась. Если быть честной, она не очень и рассчитывала на такую удачу. Очень немногие сотрудники верны своим работодателям такой долгий срок. Гораздо важнее было узнать, кто не сейчас работает, а был здесь двадцать лет назад. Но об этом знает, наверное, только отдел кадров. И она даже знала, как туда попасть.
Но этот путь был ей ой как не по душе.
Она еще полистала страницы университетского сайта в надежде найти какой-нибудь архив, но только утвердилась во мнении, что больше оттуда ничего не добыть. Похоже, выбора не было.
Маша взяла телефон, зашла в контакты и нажала на иконку «Позвонить». На экране высветилось только одно слово – «Мать». Если порыться в памяти ее звонков, то последний раз они говорили по телефону, наверное, пару лет назад, и то из-за Дашки. У них даже не было традиции поздравлять друг друга с Новым годом и даже с днем рождения. Если честно, Маша давно не считала ее своей семьей.
Та ответила быстро, будто ждала звонка.
– Алло.
– Привет, – промямлила Мария. И в ответ на приветствие матери сказала фразу, которую много лет назад зареклась ей говорить: – Мне нужна твоя помощь.
В трубке послышался шумный выдох.
– В чем?
Мария ожидала услышать командный голос, казавшийся ей раньше таким грозным, или поддевку типа «я же говорила», с которой мать часто подначивала отца, когда он еще жил с ними, но уловила только сочувствие.
– Долго объяснять. Я заеду?
Небольшая пауза.
– Конечно, я дома.
По пути Мария нервно сжимала руль и вспоминала сотни своих мысленных разговоров с матерью. Десятки вопросов, на которые она хотела бы получить ответы. И самые главный: «Ну что, получила? Каково тебе жить без дочери? Ты ведь именно этого добивалась?» Всякий раз ее воображаемое общение скатывалось к тому, достаточную ли цену мать заплатила за свои поступки. Сейчас же она впервые, думая о ней, не кипела от обиды. Может быть, девчонки Кристина и Алиса показали, что такое настоящая трагедия. А ее бытовые проблемы, из которых она сотворила вселенскую боль, на самом-то деле пустяки.
«Как ты постарела…» – первое, что подумала Маша, когда мама открыла дверь. Та, похоже, подумала что-то подобное – настолько ее взгляд показывал, как она пытается узнать черты дочери.
– Привет, – прервала Маша немного затянувшееся молчание.
– Да, здравствуй. Заходи.
Маша вошла в квартиру, где провела все детство и юность, и прошлое накрыло и закрутило ее, точно высокая морская волна. Здесь все изменилось за почти двадцать лет, даже мебель другая. Но на самом деле ничего не поменялось. Она помнила все эти стены, повороты коридора, места выключателей, как будто только вчера жила здесь. Сколько лет они не виделись? Сейчас даже и не вспомнишь. Вот ведь: можно жить в одном городе, а быть дальше, чем на разных материках.
– Проходи на кухню. Чай будешь?
Маша стащила кроссовки и пошла за матерью. «Как у нее получается так просто говорить, будто я заходила сюда на прошлой неделе?»
– Да, давай, – ответила она, стараясь казаться такой же спокойной.
Маша села за стол и в ожидании, когда перед ней поставят чашку, вгляделась в черты маминого лица. Жесткая, всегда уверенная линия губ стала дряблой, истерзанной морщинами. Уголки глаз, в которых Маша не видела ни одной слезинки, опустились и стали будто добрее, милосерднее. А как Маша хотела все делать наперекор этому стальному взгляду серых глаз! Это из-за них ведь, как только почувствовала глоток свободы, поступив в Архитектурный, она бросилась во все тяжкие. Да, в общем, поэтому и выбрала эту профессию, чтобы быть подальше от нее, от теплого местечка, которое она готовила дочке в университете. Там такого факультета не было. Ей только не хватало попасть под ее тотальный надзор.
А организовать его она могла. Пусть Анна Леонидовна тогда была заместителем декана факультета истории, но за счет своего характера и активной комсомольской молодости могла и ректора дернуть за ниточки, если бы потребовалось. Мария рассчитывала, что эти связи не рвутся окончательно, даже после ухода на заслуженный отдых.
– Ну, рассказывай, – как-то просто, без скрытых намеков, сказала мать, когда села напротив дочери.
– Да, давай сразу к делу, без вступлений… – Машины щеки запылали ярким багрянцем, раскрывая ее волнение. Но мама никак не показала, что видит это. – Мне нужно найти одного человека. Он преподавал в твоем университете двадцать лет назад. На химическом.
– Не поняла.
– Я знаю имя. Ну и возраст примерно. Мне нужна фамилия и адрес, паспортные данные. Все что угодно, чтобы его найти.
– Ты же знаешь, что все это законом о персонализации данных защищено?
– Да брось, это очень важно. Ты не представляешь, насколько.
Анна Леонидовна поморщилась.
– Да, вижу, как важно. Даже дочь, которую я не видела вживую восемь лет, ко мне
