Призрак Мельпомены - Лора Перселл

Я изо всех сил пыталась уловить суть.

– Поженитесь? – повторила я. – На ком же вы собирались…

И тут до меня дошло. Миссис Неттлз говорила, что Джорджиана бросила художника перед тем, как сбежать с Грегом. Я бы ни за что не подумала, что это мог быть Оскар; они были очень хорошими друзьями. Я чуть не задохнулась от возмущения; это чувство было мне уже знакомо. Как только я думала, что ниже Грег пасть уже не мог… Еще бы Оскар не отшатнулся при виде меня!

– Оскар, я не знала. Слышала, что Джорджиана разорвала помолвку, но не понимала…

Его лицо сморщилось от боли.

– Будь они прокляты, – прошептала я. – Лучше не будем больше о них.

Вилка застучала по бокалу. Оскар шарахнулся от меня, как от горящей головешки, и в зале воцарилась тишина. Все взгляды устремились на взбирающегося на оттоманку и постукивающего по бокалу шефа.

– Леди и джентльмены театра «Меркурий»! Для меня большая честь приветствовать вас на вечере по случаю этого счастливого события! От лица своей жены и от себя лично я хотел бы выразить вам свою глубочайшую признательность. – Он поднял бокал с шампанским в сторону миссис Дайер, и она чокнулась с ним. – За двадцать лет совместной жизни, двадцать лет совместного труда нельзя было придумать лучшей награды, чем сегодня. Мы восхищаемся всеми вами. Я надеюсь, вы присоединитесь к моему тосту в честь вашей самой снисходительной патронессы. За здоровье миссис Дайер!

– Миссис Дайер! – раздался дружный хор голосов.

Миссис Дайер приосанилась. От внимания мужа она помолодела и похорошела, как тянущийся к солнцу цветок.

Он ее не заслуживал. Уж кто бы говорил о снисходительности!

– Что же касается нашего коллектива… Мы все знали, что среди нас есть великий артист, но сегодня вечером об этом узнал весь мир. В завтрашних газетах появятся оды тому, как Энтони Фрост мастерски изобразил шотландского узурпатора, превзойдя даже самого себя в роли Отелло, сыгранной в прошлом году. Дамы и господа, поднимем бокалы за Энтони Фроста!

– Энтони Фрост! – голос Сайласа выделялся среди остальных.

Лилит дернула щекой, будто на нее села муха.

Шеф поднял свой бокал.

– Печально, но факт, что в то время, когда восходит одно солнце, другое идет на закат. Для меня стало большим утешением в это время потрясений наблюдать за новым восходящим талантом. Пустоту, оставшуюся в нашем профессиональном мире после смерти Юджина Гривза, будет не так легко заполнить.

Улыбка миссис Дайер померкла. Все опустили головы и согласно зашептали. Мое сознание услужливо подкинуло мне образ дергающегося в луже крови доктора Фауста. Когда же меня покинет это ужасное воспоминание?

Шеф сунул руку в карман жилета. Он достал оттуда не собственные золотые часы, а какие‑то другие, в ониксовом корпусе, украшенные жемчугом. Я стояла довольно близко, и мне удалось разглядеть гравировку: образ, знакомый по броши миссис Дайер, – муза Мельпомена и ее искаженный горем безгубый рот.

Часы Юджина Гривза. Он их купил, как и надеялась миссис Дайер, и теперь та едва сдерживалась, чтобы не выхватить их у мужа.

– Однако мы заполним эту жуткую пустоту. Независимо от смены поколений муза трагедии продолжает жить. Это, друзья мои, легендарные часы Юджина Гривза. – Шеф поднял их выше, к свету. – Я полагаю, эта бесценная реликвия должна перейти в руки его последователя.

Я глянула на Лилит; ее глаза сделались огромными, как у театральных кошек, выслеживающих в темноте мышей. Мне было не понять всеобщего восхищения. Это зрелище казалось мне до странности жутким, как если бы мы открыли гроб Юджина Гривза и рассматривали его труп.

– С огромным удовольствием я дарю эти часы женщине, для которой они станут высшей ценностью. Женщине, которая будет следовать зову Мельпомены, куда бы он ее ни завел.

Миссис Дайер оправила юбки и приготовилась встать. Я должна была бы радоваться. Хоть один счастливый момент прежде, чем мне придется открыть ей глаза на правду.

– Дамы и господа, предлагаю вам вместе поздравить нашу новую актрису первых ролей мисс Лилит Эриксон.

Нет.

Раздались аплодисменты, и мне казалось, что ладони всех присутствующих бьют по мне. Видит Бог, я уже была невысокого мнения о шефе… но такое? Как он мог проявить такую поразительную жестокость?

С тем же успехом он мог бы ударить миссис Дайер между глаз. Она уже наполовину встала, но теперь безжизненно упала обратно на диван.

Лилит ринулась вперед, воздев руки кверху, как жаждущая святого причастия грешница. Покачав часы на цепочке, шеф отпустил их, и они упали в раскрытые ладони актрисы. Она тут же сомкнула пальцы.

Я не могла и не хотела оставаться там и слушать благодарственную речь Лилит. Даже не попрощавшись с Оскаром, я бросилась прямо к выходу.

У двери я все же обернулась. Собравшиеся в зале показались мне серией картин, сценами из какой‑то пьесы. Лилит олицетворяла торжествующее зло: леди Макбет, возлагающую корону на свою голову предательницы. А что до бедной миссис Дайер… сегодня мне уже пришлось видеть подобное выражение лица.

Она сидела несчастная, как призрак убиенного Банко.

Глава 8

Предательство Грегори стало для нас тяжелым потрясением, но мы, как сложенная из отдельных кирпичиков стена, держались вместе, чтобы выдержать удар. А миссис Дайер было не к кому обратиться за поддержкой. Свою душевную рану она могла лишь спрятать глубоко в себе.

Я нашла ее одиноко сидящей в роскоши ложи номер шесть – королева покинутого двора. Беззвучно проскользнув по ковру, я присела на бархатное кресло рядом с ней. У меня почему‑то возникло ощущение, что если я издам хоть звук или сделаю резкое движение, то она разобьется.

– Ах, – вздохнула она и продолжила глухим от тоски голосом: – Дженнифер. Хорошо, что ты пришла.

По собственному опыту я знала, что от банальностей становится только больнее.

– Я за вас беспокоилась, мадам.

Миссис Дайер медленно выпрямилась. Глаза у нее были опухшие и красные.

– Я всегда жила в обществе с пониманием того, как устроен мир. Джентльмены всегда будут искать глазами. Но я в самом деле верила… в нашу любовь… в то, что мы вместе пережили… – Она всхлипнула. – Ты читала пьесу «Отелло» в той книге, что я тебе дала?

– Да, но…

– Я как Дездемона! – зарыдала она. – Я все бросила ради мистера Дайера, а он меня задушил.

В моей душе зашевелилась щемящая жалость. На сей раз я могла простить ей показное проявление эмоций.

– Неужели у