Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа
– Я был бы очень огорчен, если бы с ним что-то случилось, – ответил Газель. – Его семья приняла меня с распростертыми объятиями.
– И ногами тоже… – пошутил Хасан, но, не получив ответа от смущенного собеседника, сменил тон: – Надо признать, что туарегов много, но джихадисты, кажется, рождаются спонтанно и в самых неожиданных местах. То женщины взрываются в супермаркете в Найроби, то два брата закладывают бомбы на пути бегунов в Бостоне.
– Зейр что-то рассказывал мне о марафонском инциденте. Сумасшествие!
– Проблема в том, что сумасшедшие непредсказуемы и опаснее разумных, потому что привязаны только к своим навязчивым идеям. Четыре года назад психиатр из американской армии вышел из кабинета, застрелил тринадцать солдат и кричал, что только что принял ислам и «всю жизнь сражался на неправильной стороне, поэтому должен исправить ошибку». Поверь, я предпочел бы десять убийц вроде Омара аль-Кебира, чем такого сумасшедшего или садиста вроде Саада аль-Мани.
– Кто такой Саад аль-Мани?
– Христианин, родившийся в Канаде в семье канадских родителей и дедов. Однажды он решил принять ислам, сменить холод Монреаля на жару пустыни и уютный университет, где его учили жить, на грязную пещеру, где его научили убивать. Ему это явно нравится, и делает он это самым жестоким образом. По нашей информации, он в Мали и поклялся «казнить неверных, которые эксплуатируют урановые месторождения и сахарскую нефть».
– Причем тут нефть и уран? – удивился его собеседник. – Мы же говорили о религии, а не об энергии.
– В наши дни энергия стала религией, а ее догматы предписывают «казнить неверных», но не мусульман, которые добывают уран или нефть.
– Понимаю… – не слишком уверенно ответил Газель. – Или, по крайней мере, пытаюсь понять. Разман сказал мне, что если джихадисты возьмут под контроль большую часть источников энергии, то смогут навязать свои идеологии.
– Логично! У кого есть деньги и вера, всегда победят тех, у кого нет ни того, ни другого. Этот сумасшедший канадец хочет обладать обоими, а если, по нашим данным, Омар движется на запад, то он, вероятно, окажется в Мали, что означает, что рано или поздно он встанет к нему на службу.
Газель задумался, привычно сорвал травинку, чтобы пожевать, и было очевидно, что услышанное его смущает. Он всегда был хорошим мусульманином, соблюдавшим предписания Корана, но ему было трудно понять, как человек другой веры и культуры может вдруг стать экстремистом.
Он глубоко вздохнул, показывая, что все это выше его понимания, и спросил:
– Откуда Омар возьмет воду, чтобы дойти до Мали? Разман говорит, что колодцы в тех краях высохли.
– Понятия не имею, но этот сын кривоглазой верблюдицы показал, что у него полно ресурсов. Твоя задача – не дать ему объединиться с этим чертовым канадцем.
– Он намного меня опередил… – заметил Газель.
– Знаю, поэтому я пытаюсь раздобыть самолет.
– Я никогда не летал.
– Ты и не убивал никого раньше, а летать проще.
– Не уверен… – с иронией отозвался Газель. – Люди убивают друг друга тысячелетиями, а летать научились всего век назад.
Его собеседник слегка наклонил голову, намереваясь резко ответить, но передумал и сказал:
– Подозреваю, что дочь Размана тебя слишком многому учит.
– Она целыми днями читает… русских!
– Надеюсь, она не коммунистка, но вернемся к делу. Самолет доставит тебя в точку, откуда ты сможешь перехватить Омара до того, как он встретится с Саадом аль-Мани.
– А кто займется Саадом аль-Мани?
– Французы его ищут, хотя вряд ли найдут. Раньше их Иностранный легион умел действовать в пустыне, а теперь они полагаются на реактивные самолеты и спутники, что здесь мало помогает. Нам придется самим решать эту проблему.
– Чтобы они продолжали забирать газ, нефть и уран? – с укором спросил Газель.
– Эттебели звучат не из-за газа, нефти или урана – и не из-за чего-то, что можно купить за деньги, – раздраженно ответил Хасан. – Наша война – за честь туарегов, и у нее нет цены. Или ты до сих пор этого не понял?
– Извините, я всегда был невежественным.
Хасан, поняв, что перегнул палку, дружески хлопнул его по руке в знак извинения.
–Ты не невежественен и не должен просить прощения, ведь ты доказал, что готов умереть за наших. А теперь наслаждайся всем хорошим, что может предложить жизнь, потому что если я в чем-то уверен, так это в том, что, столкнувшись с джихадистами, мы погибнем раньше времени.
Они сделали большой обход с запада, двигались настолько тихо, что даже зажимали пасти верблюдам, чтобы те не ревели, и только тогда, когда увидели угли костров лагеря и убедились, что большинство его обитателей спят, освободили животных от намордников, прежде чем рвануть в яростную атаку галопом, застигнув врасплох.
В нападении они использовали все свои оружия, включая полдюжины оставшихся гранат, стреляя во все, что двигалось, и вызвав такую панику, что те, кто не был убит мгновенно, были вынуждены бежать.
Ошеломленные бедуины пытались отчаянно защищаться, но ни один человек не остался в живых. Пять шатров сгорели, испепелив внутри больных, стариков, женщин и детей.
Ясир продолжал сражаться до последнего вздоха, несмотря на то, что взрыв оторвал ему ногу. Он оказывал такое яростное сопротивление, что успел ранить Альмаларика за несколько секунд до того, как тот обрушил на него своего верблюда.
Уже на земле они ожесточенно кололи друг друга ножами, и оба понесли худшую участь, ведь худшее всегда означает смерть. Оба умерли.
Ясир – почти мгновенно, Альмалик – через несколько часов.
Когда взошло солнце, оно, казалось, не удивилось, освещая три десятка трупов, ведь оно привыкло к тому, что с появления человека на Земле подобные бойни происходят почти ежедневно в разных уголках планеты.
Некоторые из них были даже куда более ужасающими.
К полудню Юсуф, который посвятил часть времени тому, чтобы обобрать мертвых, подошел к истекающему кровью Альмалику, лежащему в тени пальмы.
– Неправильно умирать, не исполнив последнее желание, – сказал он, ставя перед его глазами помятый алюминиевый миску. – Я принес тебе куриный суп с рисом.
– Моё последнее желание – не куриный суп с рисом… – едва выдохнул раненый. – Сейчас моё последнее желание – отправиться в ад, взяв тебя за руку.
Другой улыбнулся и подмигнул.
– Боюсь, для этого тебе потребуется очень длинная рука, потому что тебе осталось сделать три шага, а через час мы уходим, – сказал он. – Вот, оставляю его тебе. Хочешь – съешь, а хочешь – отправляйся на тот свет натощак.
Трое мужчин выразили
