Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа

– У меня плохая память, – возразил Гасель.

– Тогда постарайся, потому что мы не можем допустить, чтобы эти имена нашли при тебе.

Через пятнадцать минут они заметили старенький одномоторный самолёт, стоящий посреди пустоши. Когда они подъехали ближе, Хасан остановил машину и дал Гаселю ещё раз взглянуть на записку, прежде чем забрать её.

– Запомнил? – спросил он.

– Думаю, да.

– Надеюсь, ради твоего же блага, что это так. Пилота зовут Аменей, и всё, что мы о нём знаем, это что он родился в Сомали и имеет почти тридцатилетний опыт. Удачи!

Гасель взял свои вещи и не спеша пошёл к самолёту, у которого на одном из колёс сидел высокий худощавый мужчина с тёмной кожей, докуривающий толстую сигару.

– Салам алейкум! – поприветствовал его.

– Салам алейкум! – ответил глухой голос, словно доносящийся из склепа. – Куда направляемся?

– К колодцу Сенауди. Знаете, где это?

– Знаю, но там песчаные дюны, и мы не сможем там сесть.

– Это будет лишь ориентир.

Аменей бросил окурок, открыл дверь и жестом пригласил его сесть. Гасель заметил, что задние сиденья заменены пластиковыми баками, оставляя лишь немного места для оружия.

– Вода и топливо, – пояснил Аменей. – Когда летаешь на машине, которой сорок лет, лучше быть готовым ко всему. Пустыня огромна.

Гасель никогда раньше не летал, да и не собирался. Он не представлял, что ему придётся подняться в воздух на этом старом дряхлом самолёте.

– Он поднимется с таким весом? – едва слышно спросил он.

– Скоро узнаем, – спокойно ответил пилот.

Гасель взял свои вещи и не спеша направился к самолёту, у которого на одной из его колёс сидел высокий, худощавый мужчина с иссушённым лицом, словно вырезанным из кости, докуривавший толстую сигару.

– Салам алейкум! – поприветствовал Гасель.

– Салам алейкум! – ответил голос, звучавший словно из мрачной катакомбы. – Куда направляемся?

– К колодцу Сенауди. Вы знаете, где это?

– Знаю, но, если я правильно помню, он окружён дюнами, и там не будет места для посадки.

– Это будет лишь ориентир.

Сомалиец бросил окурок, открыл дверь и указал, чтобы Гасель заходил. Тот удивился, увидев, что задние сиденья самолёта заменены пластиковыми контейнерами, так идеально подогнанными, что не осталось почти никакого свободного пространства, даже для того, чтобы разместить оружие.

– Вода и топливо, – пояснил Аменей, заметив его растерянность. – Когда летаешь на аппарате, которому сорок лет, никогда не знаешь, что может случиться, и нужно быть готовым ко всему. Этот пустынный мир слишком велик.

Гасель Мугтар никогда раньше не летал. Более того, он даже и не собирался этого делать. Он и представить себе не мог, что однажды ему придётся подняться в воздух на этом ржавом, дряхлом самолёте, который наверняка уже налетал сотни часов к тому времени, когда он сам появился на свет.

– Поднимется ли он с таким весом? – спросил он едва слышно.

– Скоро узнаем, – спокойно ответил пилот, по всему видно, что он был искренен и вовсе не пытался обнадёжить.

К счастью, взлётная полоса была очень длинной – почти бесконечная ровная равнина, без единого препятствия. Возможно, это было единственное место во всей округе, где дряхлая машина могла разогнаться настолько свободно, что её испуганный пассажир начал думать, будто пилот вовсе не собирался взлетать, а хотел доставить его по земле.

Временами колёса самолёта поднимались на несколько метров над землёй, но затем снова мягко опускались. В какой-то момент Гасель вцепился в сиденье, словно пытаясь силой воли заставить старую машину оторваться от земли.

Пилот, сидевший за штурвалом, терпеливо ждал, пока ревущая и дряхлая машина наконец попрощается с землёй. Только спустя несколько, казавшихся бесконечными, минут, когда они поднялись примерно на сто метров, он, наконец, прокомментировал происходящее своим глубоким, монотонным голосом:

– Я уже начал сомневаться.

9

Омар аль-Кабир доказал, что способен сохранять хладнокровие в трудные моменты, выдерживая атаки гораздо более многочисленных врагов, не моргнув и глазом.

Он был смелым туарегом: наемником, жестоким и убийцей, но, безусловно, храбрым.

Пустыня была его миром. Здесь он родился, вырос и научился выживать. Но теперь она стала слишком враждебной из-за постоянных засух и, главным образом, из-за того, что он нарушил одно из священных правил, обеспечивающих выживание в этих краях: непреложный долг гостеприимства и глубокое уважение к тому, кто его предоставил.

«Земля, служащая лишь для пересечения», – так бедуины описывали Сахару. Она могла быть пересечена только благодаря чужой помощи, и согласно древнему кодексу кочевых народов, который существовал задолго до рождения Пророка, предательство этой доверенности заслуживало сурового наказания.

Омар аль-Кабир прекрасно понимал, что с того момента, как он решил разграбить лагерь Сенауди, украсть у них воду и отравить колодец, он стал заклятым врагом не только туарегов, которые уже преследовали его, но и подавляющего большинства «соседних племен», включая те, что всегда находились в плохих отношениях с Сенауди.

Он знал, что допустил серьезную ошибку, отдав приказ о таком варварском нападении. Однако, учитывая сложившуюся ситуацию, он признавал, что еще большей ошибкой было бы продолжать путь, потому что без той воды, которую они добыли ценой крови, они бы уже погибли.

Жара была невыносимой, даже для людей, привыкших к таким условиям. Они не могли найти ни хижины, ни скалы, ни куста, которые бы дали хоть немного тени.

Они двигались только на рассвете и в сумерках, всегда пешком, ведя животных за поводья. Их шаг был настолько медленным, что казалось, будто они решили никуда не спешить, ведь всем было известно, что спешка не сокращает путь, а лишь делает его более утомительным.

Омар приказал скрыть все металлические предметы: ружья обернуть в ткани, кинжалы и амулеты спрятать под одежды, а кольца и браслеты положить в кожаные сумки. Он знал, что в такой местности любой отблеск может выдать их гораздо быстрее, чем силуэты животных или людей.

Когда солнце достигало зенита, они отдыхали в тени импровизированного лагеря, где обычно спали три-четыре часа. Затем продолжали путь, когда жара спадала. Однако с наступлением темноты они почти не двигались, опасаясь засад врагов, вооруженных ночным видением и дальнобойным оружием.

Правда заключалась в том, что они чувствовали себя более преследуемыми и уязвимыми, чем во время сражений с ливийскими повстанцами. В Ливии они знали, с кем имеют дело, и у них была вода. Теперь же вода стала их главной проблемой.

Единственный найденный колодец оказался сухим, а некогда пышный оазис превратился в трухлявые стволы десятка гнилых пальм и бесформенную массу сероватой грязи. Из этой грязи, после долгих раскопок, пробилась лишь немного воды, настолько грязной