Кульбиты - Валери Тонг Куонг
Конечно, Нора чувствовала вину, особенно когда встречалась взглядом с Эдди или когда он касался ее тела, но роман продолжался: время, проведенное с Джоной, помогало ей терпеть Эдди рядом с собой. Она уже не могла любить одного, не любя другого. Эдди был израненным и страдающим существом, с примотанной к груди взрывчаткой, со спичкой в руке, к которому нельзя приблизиться, не навредив себе. А Джона стал для нее убежищем, местом исцеления; он помогал ей восстановиться. Каждый раз, когда у мужа случался очередной кризис, она обретала покой в объятиях любовника. И если Эдди говорил только о смерти, Джона стал источником, питавшим ее жизненные силы.
Когда Нора поняла, что Джона влюбился и отношений, которые приходится скрывать, ему мало, что он тоже строит планы, что у него свой взгляд на их будущее, что ему нужна женщина, будущая мать его детей, семья, когда ему тоже что-то понадобилось, когда он начал открыто показывать свою боль и гнев, когда покой, который она обретала в его объятиях, исчез, сменившись удушьем, было уже слишком поздно: течение несло ее в лодке без весел и руля.
Нора тянется к тумбочке, к стакану воды, пьет. Свет становится ярче, шум не прекращается. Она открывает жалюзи.
Она замечает его внизу – он роет землю толстым носом. Она сразу узнает зверя, которого видела несколько месяцев назад, вечером, в день рождения Эдди. Огромное, чудовищное животное. Она инстинктивно делает шаг назад, хотя и находится в безопасности. Сад весь перекопан, земля усеяна поломанными цветами.
– Этого не может быть, – шепчет она. – Откуда ты здесь, в центре города? Мне все это кажется… Безумие возвращается… Уходи, прошу, исчезни!
Животное оборачивается, черная жесткая шерсть поднимается дыбом, как будто оно слышит ее. А потом продолжает рыть землю.
Джона
Больше всего на свете он ненавидит просить.
Он вспоминает, как однажды пришел в ярость, – ему было лет пятнадцать, он возвращался из школы и увидел, что какой-то прохожий оскорбляет мужчину, который сидел на тротуаре: «Убирайся, грязная тварь, найди работу, от тебя воняет, ты пугаешь детей». Джона уже стал сильным и мощным зверем, он схватил прохожего за воротник – он готов был его уничтожить, готов был крушить все вокруг, ему нечего было терять. Но мужчина, сидевший на земле, сказал: «Парень, не лезь не в свое дело».
Жизнь была настоящим клубком, и он только учился распутывать ее узлы.
Обращаясь к директору торгового центра, он произносит целую речь – продает образ Лени, обещает напечатать баннеры, разместить логотип супермаркета на футболке, в которой она будет выступать, рассказать об этом в интервью. Ему стыдно за то, что его чемпионка, ее грация и талант будут связаны с этим вульгарным, уродливым местом, созданным ради наживы, – ей это точно не понравится, но выбора нет, нужны деньги, больше денег, а ее отец лежит на своем золоте, как собака на сене.
– Лени Бауэр… Она имеет какое-то отношение к Эдуару Бауэру? Я недавно встречался с ним, он предлагал мне один проект. Ничего, правда, не вышло, но это неважно. Вы его знаете?
– Немного. Так вот, по поводу чемпионата…
Даже здесь, в этом безликом офисе, тень Бауэра преследует его. Тело Джоны напрягается, готовое к битве, но битвы не будет, ведь он связан по рукам и ногам. Нужно молчать, подчиняться, довольствоваться тем немногим, что дают.
Когда они впервые встретились, ему показалось, что это поворотный момент в его судьбе. Он стоял у края площадки, а Эдди подошел к нему плавной и уверенной походкой – так ходят те, кто стоит выше других. Услышав вопросы, которые Эдди задавал с немного рассеянным видом, Джона сразу понял, что́ тот думает о тамблинге: приятное времяпрепровождение, развлечение, ненастоящий спорт, что-то вроде цирковых забав. Для своей дочери он хотел чего-то большего, более благородного – он думал о верховой езде, о фехтовании. Если бы решение принимал только он, то положил бы этим занятиям конец, но рядом была Нора, она слушала Джону, смотрела, как кувыркается Лени, она увидела уникальный путь, открывавшийся перед дочерью, и огонь, пылавший в ее глазах. Нора попросила, и Эдди дал клубу денег: в то время он не мог ей отказать. Он подписал чек на огромную сумму – огромную по сравнению с тем, что было у Джоны; для Эдди это, конечно, был пустяк. А потом он отступил в тень.
Пять лет спустя Джона все еще чувствует руку, которую Эдди покровительственно положил ему на плечо: «Надеюсь, Соу, мне не придется об этом пожалеть».
Мысль о том, что рано или поздно этот человек станет проблемой, засела в голове Джоны как ржавый гвоздь.
Первые два года Эдди Бауэр присутствовал на самых важных соревнованиях. Прежде чем выбежать на площадку, Лени бросала взгляд в его сторону, и ее грудь вздымалась, как будто сердце вдруг начинало биться сильнее, как будто улыбка отца прибавляла ей сил. Как только судьи объявляли оценки, она бросалась в объятия родителей, а Джона, видя, насколько они близки, испытывал смутное волнение и ждал, когда ритуал завершится и Лени снова подойдет к нему. Он не показывал разочарования. Не смел нарушать ее покой эгоистичными упреками: Лени была не такой, как другие его ученики, которых приходилось иногда подгонять; она страстно и яростно отдавала всю себя тамблингу; блестящая, изобретательная, настоящее сокровище, она сливалась с воздухом, как птица, как эльф. Необыкновенное существо, будто комета, сияющая на его небосводе. Джона заставлял молчать свою боль – боль ребенка, сидящего на ледяном полу рядом с отключившимися родителями, боль ребенка, не знавшего любви. Ради Лени он прятал ревность и ярость так глубоко, что однажды совсем забыл о них.
Они научились общаться одним движением ресниц. Он передал ей все, что знал, все без остатка. Она научилась контролировать дыхание, черпать силы в самой себе, отгораживаться от всего мира и исполнять свой номер как по нотам, в стаккато. За несколько секунд она выворачивала наизнанку любые правила. Выигрывала соревнования в своей категории: десяти-двенадцатилетних спортсменов, затем – тринадцати– и четырнадцатилетних. Вручая ей медаль, мэр так оценил ее настойчивость: «Не довольствуясь достигнутым, всегда стремиться к большему – вот ваш девиз, Лени Бауэр. Примите наши поздравления».
Когда Лени попала в элитную группу, Эдди Бауэр угощал весь клуб шампанским и, передразнивая мэра, поднял тост: «Все выше и выше, к элите элит, – вот ваш девиз, Лени Бауэр. Примите наши поздравления!»
Он и не подозревал, насколько далек от истины. Лени двигало не желание получать награды и титулы, а ослепительное чувство, что ей открывается доступ на священную территорию. Сама жизнь пылала в ее груди.
С тех пор многое изменилось: поздравления остались в прошлом. В один прекрасный день Эдди Бауэр внезапно решил, что тамблинг вреден для его дочери – пустая трата времени. Всего лишь хобби, а не центр, вокруг которого должна строиться ее жизнь. Господин Бауэр получил престижное образование, он занят высокоинтеллектуальной работой, Господин Бауэр зарабатывает баснословные деньги и точно знает, что лучше для Лени. Господин Повелитель Мира перекрыл финансирование и заявил Джоне: «Если вы оба действительно так хороши, как все говорят, то справитесь сами».
Иногда Джона задается вопросом: как Эдди Бауэру удается
