Последний Туарег - Альберто Васкес-Фигероа

Его гость хотел что-то сказать, но передумал и сменил тему, поскольку, казалось, был вопрос, который беспокоил его больше, чем Заир или ее сестры.

– Хотелось бы прояснить кое-что, если ты уполномочен это объяснить… – сказал он после недолгого колебания. – Сколько себя помню, в Африке происходили и продолжают происходить революции и гражданские войны, которые иногда выливаются в настоящие резни, не особенно заботящие остальной мир… Почему то, что происходит в Мали, настолько важно, что вынудило французов вмешаться?

Хозяин дома задумался над ответом; казалось, он не хотел отвечать, но в конце концов достал из ящика карту, охватывающую большую часть континента, от Гвинейского залива до Средиземного моря.

– Мали находится здесь. Как видишь, его северо-западный край, который считается самым пустынным из всех пустынь, можно также считать географическим центром Сахары. Если под предлогом превращения региона в туарегскую республику исламский джихад добьется создания признанного государства, они расширят свое влияние на соседние страны, уничтожая всех, кто будет сопротивляться, будь то туареги или нет… – Он презрительно фыркнул, казалось, готов был плюнуть на карту, и добавил: – Что касается меня, я отказываюсь позволить им вводить законы шариата, заставлять моих дочерей носить бурку или запрещать им любить тех, кого они выберут.

Гасель Мугтар внимательно посмотрел на карту и слегка кивнул.

– Действительно, это стратегическая точка, граничащая с четырьмя странами, – сказал он. – Понимаю, что французам невыгодно, чтобы через нее к ним был доступ.

– Единственные, кому это интересно, – это фундаменталисты, – настаивал его собеседник. – То, что они ищут под прикрытием этой якобы «туарегской нации», – не более чем маскировка, а туареги могут быть кем угодно, но только не прикрытием. Почти полмиллиона малийцев вынуждены были покинуть этот регион, семьдесят тысяч находятся в лагерях для беженцев, а остальные разбросаны где-то там, умирая от голода. А джихадисты, которые являются настоящими виновниками, внедрились среди населения, чтобы настроить его против наших людей. Они преследуют их, сажают в тюрьмы или избивают до смерти, как зверей… – хозяин дома несколько раз ткнул пальцем в карту, подводя итог: – Я всегда считал, что принадлежать к исламу значит принимать волю Аллаха, но народ, такой как туареги, не должен подчиняться интерпретации, которую какой-нибудь безумец пытается навязать в отношении заповедей Корана. Если бы существовал верховный авторитет, указывающий путь, как, например, папа у христиан, я бы принял его указания, нравится мне это или нет, но, к счастью или к сожалению, такого авторитета не существует.

– Но, насколько мне рассказывали, с этим папством дела обстоят не очень хорошо, и Ватикан превратился в гнездо коррупции, – с некоторой робостью заметил его гость. – Я даже слышал, что из-за этого сейчас существуют два папы.

– Это правда; многие из них были коррумпированы. Но нравится нам это или нет, они представляют собой единый авторитет, который задаёт нормы, которых нужно придерживаться, в то время как мы, мусульмане, вынуждены мириться с тем, как любой фанатичный имам интерпретирует священные тексты по своему усмотрению. Большинство аятов Корана весьма точны, но есть и такие, которые допускают двусмысленность, и сам Пророк предупреждал об этом в своё время: «Те, у кого в сердце сомнения, предпочитают следовать путём заблуждения, стремясь к разногласиям и жаждая навязать свою интерпретацию, но эту интерпретацию знает только Бог».

6

Омар аль-Кебир ненавидел бороров, которых он считал низшей расой из-за их нелепых ритуалов, а особенно из-за их экстравагантного макияжа: разрисованные глаза и огромные белоснежные зубы, которые они непрерывно чистили концом веточки.

Ему казались они нелепыми клоунами без достоинства, и его отталкивали их тесные глинобитные хижины. Но его люди были изнурены жаждой, а их лошади измотаны, поэтому, заметив одну из их убогих деревень, он решил послать вперед Юсуфа, чтобы предупредить местных жителей о том, что они приходят с миром и готовы щедро заплатить за воду.

Крохотный, хромающий старейшина согласился на сделку при условии, что они уйдут до захода солнца, так как большинство воинов увели стада слишком далеко из-за засухи. Он опасался, что могло бы произойти ночью в деревне, где остались только старики, женщины и дети.

Услышав это, Омар аль-Кебир строго пригрозил своим людям, сказав:

– Помните, что теперь мы – преданные слуги Аллаха, которые путешествуют во славу Его имени. Кто осмелится обидеть женщин или детей – а это предупреждение касается тебя, Альмалик, – будет собирать свои мозги с песка.

Его тон не оставлял сомнений в искренности его намерений, особенно учитывая, что внутри его раздирал гнев от осознания, что ему пришлось бежать, как перепуганный заяц.

Его подчиненные с ностальгией вспоминали те времена, когда они охраняли дворец Каддафи, а прохожие смотрели на них с трепетом. Но Триполи остался в двух тысячах километрах позади, и этот долгий бег, во время которого они потеряли большинство товарищей, стал для них суровым уроком.

Несмотря на череду столь удручающих несчастий, никто не ставил под сомнение авторитет Омара аль-Кебира, признавая, что их жизнь была спасена лишь благодаря ему.

Они понимали его ярость, зная, что неповиновение приведет к тому, что его гнев превратится в ярость, и он выполнит свое обещание разнести их мозги по песку.

Итак, они собрались в тени рощицы вокруг колодца, сначала напоив верблюдов, как того требовал обычай. Их не удивило, что единственным человеком, который к ним приблизился, был тот самый хромой старейшина. Он внимательно осмотрел животных и сказал:

– Они выглядят измученными, а у некоторых лапы в ранах, так как они слишком долго шли по эргу. Я готов обменять их на тринадцать своих верблюдов, если вы подарите мне одну из лишних винтовок.

– Лишних винтовок у нас не бывает… – заметил Омар аль-Кебир. – И тринадцать верблюдов за пятнадцать – это не слишком честная сделка.

– Это так, если учесть, что мне придется несколько дней лечить их раны, а двое из них рискуют остаться хромыми. Если они отдохнут, они выживут; если продолжат путь, станут добычей для стервятников.

– Ты проклятый болтун, плетущий интриги, – ответил тот.

– Поэтому я здесь главный, – усмехнулся старейшина. – Но в верблюдах я разбираюсь.

Омар аль-Кебир хотел бы поторговаться, хотя бы ради традиции, но был слишком устал и понимал, что у ворчливого бороро было слишком много правды, когда речь шла о животных.

– Ладно! – проворчал он нехотя.

– Тогда я дам тебе семь бурдюков воды в обмен на пятьдесят патронов, ведь винтовка без боеприпасов бесполезна.

– Двадцать патронов…

– Сорок…

– Двадцать…

– Тридцать восемь, потому что предупреждаю: ближайший колодец, Гельта-Сенауди, находится в трех днях пути отсюда.

– Двадцать, – настаивал