Любовь по контракту, или Игра ума - Карина Тихонова

– Кто вы ей? – спросил я, не в силах больше сдерживаться.

Сергей вздохнул. Несомненно, он был красивым мужчиной, это признавало даже мое ревнивое самолюбие. Его немного старила обильная преждевременная седина, которая часто портит жизнь темноволосым людям, но, скорее всего, мы были ровесниками. Несмотря на явную физическую неполноценность, он не распространял вокруг себя беспокойных флюидов психического нездоровья. Короче говоря, педофилом он не был, в этом я уверился на второй минуте разговора. Я бы назвал его обаятельным. Болезненная худоба не искажала правильных черт лица, и даже сообщала им некий романтический шарм. Не успел я додумать эту фразу, как покраснел и устыдился. Судя по обильной испарине на лбу, боли его терзали более чем реальные, и переносил он их с мужеством, достойным уважения. В общем, влюбиться в такого мужчину можно запросто, несмотря на его многочисленные болезни. Женщины часто любят больных и увечных.

Я отвел взгляд в сторону и угрюмо повторил:

– Кто вы ей?

Спокойные серые глаза смотрели на меня с доброжелательным интересом.

– Не знаю, что и ответить, – произнес он, наконец. – Скажу только одно, но думаю, это вас успокоит. Мы не любовники и никогда ими не были.

Подумал и добавил:

– И никогда не будем.

Я с облегчением откинулся в неустойчивом кресле, забыв про колесики, и сразу отъехал на несколько шагов.

– Вы близкие родственники? – с надеждой спросил я, возвращаясь на место.

– Я уже давно советовал Марине с вами объясниться.

– Вы живете вместе?

– Спросите у нее.

– Как давно вы знакомы?

– И об этом она расскажет сама, если сочтет нужным.

– Черт!

Я сильно стукнул ладонями по пластмассовым подлокотникам. Получалось, что я приехал зря. Ничего практически не узнал. Хотя приехать стоило из-за одной-единственной фразы, бальзамом пролившейся на душу.

– Вы понимаете, что наши отношения с ней висят на волоске? – спросил я напрямик.

– Отлично понимаю, – невозмутимо подтвердил собеседник. – И, на мой взгляд, чем скорее они закончатся, тем лучше. По крайней мере, для нее.

Я оторопел.

– Это почему?

– Видите ли, Никита, – подумав, объяснил Сергей, – мне кажется, что вы слишком нетерпимый человек.

– Я?! Я нетерпимый?! Ну, знаете...

Я встал с кресла и прошелся по комнате.

– Я адвокат, – заявил я, останавливаясь возле дивана. – Знаете, что это значит? Это значит, что я преступников в суде защищаю...

– Когда вам за это платят, – закончил фразу собеседник. И примирительно добавил:

– Не обижайтесь. Вы заговорили о профессии, а я имел в виду совсем другое.

Я снова принялся мерить шагами комнату. Три шага в одну сторону, три в другую...

– Не понимаю.

– Чего не понимаете? – терпеливо спросил Сергей и снова вытер мокрый лоб. По-моему, его начало знобить.

– Зачем столько тайн? Она, что, натворила что-то ужасное? Совершила преступление? Убила кого-нибудь?

– Ну, Никита, если бы она знала, что встретит вас энного числа энного года, то, безусловно, до этого срока сидела бы в монастыре. В белой рубашке и поясе целомудрия.

– Не утрируйте.

– Беда в том, что предвидеть свой завтрашний день, не дано никому, – закончил мой собеседник.

– Неправда! – с торжеством уличил я его. – Завтрашний день зависит от того, каким был вчерашний. То есть от наших поступков, и ни от чего другого.

– Мне трудно с вами спорить, – ответил Сергей. Пот градом катился по его лицу. И не успел я спросить, не нужна ли помощь, как он сам попросил:

– Позовите Веру. Кухня по коридору налево.

Я вышел в длинный кишкообразный коридор и пошел к повороту, который вел на кухню. Медсестра сидела за столом, читала газету и пила чай. Увидев меня, она отложила газету и поднялась со стула.

– Зайдите к нему, пожалуйста, – попросил я.

– Снова плохо? – испугалась она.

– По-моему, да.

– Господи, что же делать? – в растерянности спросила Верочка. – Я ему уже два укола сделала, больше нельзя. И врач, как назло, не пришел...

– Давно он в таком состоянии? – спросил я.

– Недели полторы, – ответила Вера.

– Не устаете возле сидеть? Тяжело, наверное.

– Мы вдвоем дежурим, по очереди, – ответила она бесхитростно.

– С Мариной Анатольевной?

– С ней. Так что мне делать? – снова спросила Вера с отчаяньем. – Нельзя его больше колоть! Нельзя!

Я неловко пожал плечами, испытывая стыд за свое несокрушимое здоровье. Хронический тонзиллит выглядел теперь в моих глазах подарком благосклонных богов.

– Попытайтесь дозвониться до врача.

– Да, точно! – приободрилась Верочка и убежала в комнату. Я, не спеша, пошел за ней.

Верочка зашла в комнату больного, а я, немного поколебавшись, повернул в дверь напротив.

Гостиная. Ничего интересного. То есть интересного для меня. Современная мебель, диван, кресла и ковер на полу модной полосатой расцветки «под зебру». Добротная техника. Хороший ремонт.

Еще одна дверь вела из гостиной в смежную комнату. Прежде чем подойти к ней, я вернулся в коридор и прислушался к голосам, доносившимся из кабинета.

– Может, уменьшить дозу обезболивающего? – упрашивал хриплый, ломающийся голос.

– Ну, нельзя больше, понимаете? – с отчаянием отвечала медсестра. – Никак нельзя! Сердце не выдержит!

Бедная девочка. Как страшно говорить такие вещи страдающему человеку.

Я покачал головой. Наверное, это некрасиво – пользоваться беспомощностью хозяина. Но я уже не мог удержаться.

Пошел к двери, ведущей в третью комнату. Осторожно приоткрыл ее, заглянул вовнутрь. И все встало на свои места.

Книжные полки занимали две стены целиком. От этого большая, в общем, комната зрительно уменьшилась, но стала очень уютной.

Я подошел к стеллажам и вытащил несколько томиков знакомой расцветки. Вудхаус. Английское и русское издание рядом. Я улыбнулся.

Походил по комнате, наугад доставая книги. Издания были старыми, потрепанными, но их аккуратно подклеивали и переплетали по мере необходимости.

Старые добрые подписные серии советских времен. Большая Всемирная литература. Библиотека приключений. Детская всемирка. Всеобщая история искусств, изданная в шести огромных, неподъемных томах. Множество альбомов с репродукциями картин разных художников.

Я перебрал несколько из них: Веласкес, импрессионисты, Дега, Ботичелли, поп-арт...

Вернул альбомы на место и подошел к полке, на которой стояло несколько фотографий.

Господи, здесь ей не больше четырнадцати-пятнадцати лет! Высокая девочка с худыми костлявыми коленями стояла перед фотографом в неловкой скованной позе. Позади нее открывался вид на