Зверь - Кармен Мола
— Только что умер судебный врач, об этом говорили у ворот Святого Винсента. Я могу достать тебе его удостоверение. Но если тебя поймают, то будут большие неприятности.
— Спасибо, дружище.
8
____
На берегу Мансанарес Лусия увидела сотни простыней, рубашек и прочего белья, развешанного для просушки. Прачечная Палетин, в которой работала ее мать, была далеко не самой большой в городе — всего пятьдесят семь рабочих мест, но каждый день почти четыре тысячи женщин зарабатывали на жизнь стиркой белья на реке — тяжелейшим низкооплачиваемым трудом, который уродовал им руки и лишал здоровья. Каждое утро разносчики обходили весь Мадрид, собирая грязную одежду, чтобы женщины перестирали ее и вернули до захода солнца. Кроме воскресений, у прачек не было выходных; не было и перерывов на отдых (не работаешь — не получаешь жалованья). Зимой вода в реке становилась ледяной, это приводило к обморожениям, бронхитам и ревматизму. Весь день женщины стояли на коленях, каждая в своей деревянной кабинке, и терли белье о доску, пока оно не становилось чистым. Те, кто работал на себя, должны были сами варить мыло из кипящей в глиняных тазах печной золы. «Палетин» обеспечивала мылом только своих работниц. Им прачечная предоставляла и услуги своих разносчиков. Эти условия можно было бы считать выгодными, если бы в «Палетин» не принимали любое белье, в том числе от больных холерой. Многие прачки заражались. Именно это произошло с Кандидой.
— Твоя мать не приходила целую неделю.
— Она умерла. Я хочу поступить на ее место.
— Мы уже взяли другую. Убирайся, у нас полно работы.
Ни утешительного слова, ни сочувственного взгляда. Лусию охватила злоба, ей хотелось расцарапать лицо этому заплывшему жиром животному, но, чтобы выжить в Мадриде, чувства следовало держать в узде. Кроме того, в душе она была даже рада, потому что не хотела, как мать, каждый день спускаться к реке. Много ли дала Кандиде пресловутая порядочность, о которой она твердила дочерям? Лусия не могла позволить себе сгинуть, как и она: у нее на руках теперь была Клара. Прежде чем уйти, Лусия воспользовалась случаем и вымылась в общественной купальне — в одной из вырытых в песке неглубоких ям. Берега Мансанарес были песчаными, и во многих местах река разделялась на узкие протоки, окружавшие небольшие островки, обрамленные кустами ежевики и тростником.
На обратном пути Лусия прошла мимо навеса из почерневшей рогожи, мимо сушилен из скрещенных реек. По воскресеньям здесь устанавливали жаровни для приготовления рагу из требухи и улиток, передвижные печи для сдобной выпечки и временные закусочные. Разносчики белья, в основном астурийцы, встречались тут с местными прачками, среди которых было больше галисиек. Лусия и Клара не знали своего отца, но он был из Галисии — самым красивым, как говорила Кандида, когда бывала в хорошем расположении духа, и таким же рыжим, как Лусия. Много лет назад его убил копытом бык, поэтому девочки его не помнили. Отсутствие отца было одной из душевных ран Лусии, но задумываться об этом ей не хотелось. Следовало быть толстокожей и держать тоску под замком.
Лусия снова пробралась в город, на этот раз через сточные трубы, которыми пользовались контрабандисты, чтобы не платить торговых пошлин, и вылезла оттуда даже не такой замарашкой, как в прошлый раз из тесного туннеля. На площади Ленья она разыскала Элоя.
— Мне нужны деньги, я хочу научиться воровать, — выпалила Лусия вместо приветствия.
По ее тону было ясно, что наказы матери еще не совсем забыты и она знала, как огорчила бы Кандиду, став воровкой. «А на что мы будем жить, матушка?» — мысленно попыталась оправдаться Лусия.
— Идем со мной. Следи внимательно, но близко не подходи.
Они направились на площадь Пуэрта-дель-Соль, и Лусия отошла в сторону, чтобы понаблюдать за Элоем, не вызывая подозрений. Ему удалось выудить бумажник из чужого кармана, да так, что обворованный прохожий ничего не заметил: для этого нужно было лишь подобраться поближе, когда его отвлекли собеседники. На площади крутилось множество таких же карманников, как Элой. Они промышляли среди выходившей из театров публики, на паперти монастыря Сан-Фелипе-эль-Реаль и в самом начале Калле-Майор. Там собирались состоятельные господа, чтобы обсудить последние новости, — желанная добыча для воров.
Продемонстрировав свою ловкость, Элой жестом велел Лусии следовать за ним и вывел ее на улицу Пресиадос. Там он раскрыл бумажник и показал ей:
— Не повезло, тут негусто. Теперь твоя очередь.
— Я не умею, меня поймают.
Элой уже готов был отпустить какую-нибудь шутку, подначить девочку, чтобы попробовала: надо же с чего-то начинать, но затем задумчиво посмотрел на нее и переменил тактику:
— Не знаю, примут ли тебя. Сориано женщин не любит, говорит, от них одни проблемы. К тому же они могут зарабатывать себе на жизнь по-другому.
Элой повел ее на улицу Тудескос. Совсем рядом, на Леонес, находилась таверна под названием «Троглодит», излюбленное место проституток и разного сброда, известное тем, что сюда захаживал сам Луис Канделас, разбойник, знаменитый в Мадриде, да и во всей Испании. Так же как в заведении Калеки, Элой прошел таверну насквозь, до самой подсобки. Там сидел тощий, неприятного вида тип с бельмом на глазу. Возле него двое мальчишек учились облегчать чужие карманы, тренируясь на элегантно одетом манекене.
— Чего тебе, Элой? Это кто такая?
— Моя подруга, ее зовут Лусия.
— Дверь напротив, и чтобы я вас больше не видел.
Лусия немного отступила.
— Сеньор, я хочу научиться воровать, мне нужны деньги. Я буду платить вам из того, что украду: половина вам, половина мне.
— Сеньор? Нет тут никаких сеньоров. Вон отсюда!
— Прошу вас!
— Если тебе нужны деньги, иди на улицу и ищи работу. Или в публичный дом: такие рыжие, как ты, всегда в цене. Убирайся!
Расстроенные, Лусия и Элой бродили по центру города, непривычно безлюдному. Большую часть публики заперла в домах болезнь, а многие из тех, кто был здоров и мог выходить, не делали этого из страха заразиться. Не лучшие времена для уличных женщин.
Элой показал Лусии все места в Мадриде, которые нужно знать: где чаще всего встретишь полицейского и куда вообще не следует ходить; в каких церквах можно просить подаяние, а в каких (самых лучших) есть свои, постоянные попрошайки; где разжиться тарелкой жиденького бульона или горбушкой хлеба, когда уж очень донимает голод.
— Отведи меня на улицу Клавель. Хочу поговорить с сеньорой по прозвищу Львица.
— С Хосефой Львицей?
— Ты ее знаешь?
— Ее все знают, колибри.
Хитро подмигнув, Элой дал Лусии понять, что догадался о ее намерениях и если она решила продавать себя, то он ей не судья. Свернув на улицу Леганитос, они вдруг услышали голос, раскатистый, как гром:
— Это она!
Лусия обернулась, и ее сковал страх: перед ней стоял двухметровый великан с обгоревшим лицом. Они с Элоем помчались в сторону площади Санто-Доминго, и там разбежались в разные стороны. Мальчишка одним прыжком вскочил на заднюю подножку кареты как раз в тот момент, когда она поворачивала на улицу Анча-де-Сан-Бернардо. Лусия спряталась в стоявшей возле рынка повозке с апельсинами. Она не знала, заметил ли это великан, и понимала, что ее укрытие недостаточно надежно. Ей казалось, что она слышит шаги гиганта, от которых дрожала земля, но это лишь колотилось ее сердце. Повозка пришла в движение, и Лусия затряслась в такт перестуку колес по булыжной мостовой. Она представляла себе, что ее никто не найдет, повозка доедет до самой Валенсии, а там груз апельсинов поднимут на корабль, и он увезет ее далеко-далеко, к новой жизни в загадочной стране. Но мечты разбились вдребезги, как только она осознала, что в них нет места Кларе.
Два дня назад они похоронили маму, и с тех пор сестра только и делала, что плакала. Как испуганный зверек, она затаилась в глубине пещеры. Там
