Девушка из спасательной шлюпки - Эйлин Энрайт Ходжеттс

Салливан принял стаканчик бренди у пожилого официанта и поднял его, чествуя Гарри.

– Отличная работа, приятель. Мы добились того, что хотели.

Гарри поднял свой стакан в ответ, но его лицо осталось серьезным.

– Все будет занесено в протокол, – сказал он. – И я хотел именно этого. Если это напечатают в «Таймс», может, кто-нибудь и обратит внимание.

– Боюсь, это совершенно невозможно, – раздался вдруг резкий мужской голос.

Салливан поднял голову и увидел Клайва Бигема, стоявшего в дверях рядом. Двое официантов в растерянности смотрели на него.

Гарри махнул рукой.

– Впустите его. Я знаю, что он – не член клуба, но пусть проходит.

– Мне жаль, старина, – сказал Бигем, входя в бар.

Гарри поднялся с места.

– Чего именно тебе жаль? – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Жаль, что «Таймс» не напечатает статью, которую пишет твой приятель-журналист. Ты чертовски славно потрудился, найдя уязвимое место в броне «Уайт стар», но я не могу позволить тебе рассказать об этом миру.

Салливан изучал обоих мужчин – одинакового роста, с одинаковой военной выправкой, карие глаза Гарри буравили спокойный серые глаза Бигема.

– Что за чертовщина тут происходит? – обернулся австралиец к Шеклтону.

– Будь я проклят, если хоть что-то понимаю, – тихо ответил Шеклтон. – Но, думаю, нам лучше в это не лезть.

– Это почему же, черт возьми? – спросил Салливан.

– Потому что это не наш бой.

– Я сам кидал уголь, – сказал Салливан. – Не говорите мне, что пожара не было.

Бигем оторвал взгляд от Гарри и обернулся к Салливану.

– Я верю вам, мистер Салливан, – сказал он. – Я верю, что в бункерах был пожар, и я верю, что «Уайт стар» не должна была получить в Саутгемптоне свидетельство о годности к плаванию. Но в газетах ничего не будет. – Он задумался, а потом пренебрежительно улыбнулся. – Вернее, не так. Пожар станет предметом безответственных измышлений Интеррогантума, направленных на то, чтобы втянуть читателя в сеть заговоров и догадок, где правду легко будет обесценить.

Салливан не решился встать. Он понимал: если окажется на расстоянии вытянутой руки от Бигема, то не сможет удержаться от того, чтобы превратить офицера в отбивную. Как тот смеет препятствовать распространению правды?

Салливан отставил стакан в сторону, и на него снова нахлынула волна воспоминаний.

По мере того как нос «Титаника» погружался в воду, корма задиралась все выше и выше, пока не поднялась вертикально, демонстрируя массивный руль и винты. Отчаявшиеся пассажиры из последних сил карабкались по круто наклонившейся палубе, пока не облепили кормовой поручень, как рой пчел ветку дерева. Но, в отличие от пчел, у этих людей не было крыльев, поэтому они то по одному, то группами срывались вниз и, словно гнилые плоды, падали в воду. Падая, они кричали, пока жгучий холод Атлантики не сковывал их легкие и они не замолкали навсегда.

Салливан медленно встал, понимая, что нужно обуздать свою ярость. Он был единственным выжившим на «Титанике» в этой комнате. Шеклтон знал, что такое холод, но только Салливан знал, что такое ужас. Только Салливан мог говорить от имени мертвых. Но что он мог сказать? Кого винить?

Бигем наблюдал за ним. Его лицо оставалось бесстрастным, но поза показывала, что Бигем готов к драке.

– Кто-то в Белфасте подписал свидетельство о годности к плаванию, – произнес Салливан.

Бигем кивнул.

– И все же уголь в бункерах уже горел.

– Вероятно.

– И кто-то в Саутгемптоне осматривал судно еще раз и подписал свидетельство.

– Да.

– И они не обратили внимания, что бункеры еще горят?

– Видимо, да.

– И не заметили попытки Хендриксона скрыть повреждение в том месте, где переборка раскалилась?

– В это трудно поверить, – ответил Бигем. – Но нам придется постараться.

– Почему?

– Ради блага империи, – произнес Бигем. – Предоставим американцам роль обвиняющего перста. Мои агенты в Вашингтоне говорят, что они, скорее всего, свалят все на капитана Смита. Потому что он мертв и не может защищаться. А все остальные отделаются легким испугом.

– Погибли полторы тысячи человек, – прошипел Салливан. – Они не отделались легким испугом.

Бигем согласился с ним очередным кивком.

– Не отделались. Увы, грядут куда худшие события, и нам нужно быть к ним готовыми. Капитан Смит примет на себя вину по итогам американского разбирательства, а мы, британцы, возложим ее на Бога.

– На Бога?

– Отправляющиеся на кораблях в море, производящие дела на больших водах, видят дела Господа и чудеса Его в пучине.

Салливан попытался его перебить, но Бигем просто покачал головой.

– Это сто седьмой псалом[16], старина. Айсберг создал Бог.

Глава двадцатая

Привокзальная гостиница, Дувр

Дейзи Мелвилл

– Я иду спать.

– Еще рано, – Дейзи посмотрела на сестру. – Подожди. Нам нужно поговорить.

– Нет, не нужно, – ответила Поппи укладываясь на одну из узких кроватей в маленькой грязной комнате. – У меня был очень долгий день, и я хочу спать. У нас будет время поговорить завтра по пути домой.

– А отец дома?

– Не знаю. Рана серьезная, и, думаю, ему какое-то время понадобится больничный уход.

– Расскажи еще раз, куда его ранило, – попросила Дейзи, с улыбкой наблюдая, как румянец растекается по щекам Поппи. – Давай, ты сможешь это произнести.

– Мистер Салливан назвал это «корешком». Если нам придется об этом разговаривать, то так мы и будем называть это место, но я не вижу причин это постоянно обсуждать.

– Но отцовский «корешок» все меняет, – заявила Дейзи. – Ты унаследуешь Риддлсдаун. Никакого больше ожидания, никаких младенцев. Все достанется тебе.

– Да, но это еще не скоро, – ответила Поппи. – Отец ведь не умрет от раны в… от своей раны.

Дейзи открыла чемодан Поппи и осмотрела его содержимое.

– Поверить не могу: неужели то страшное ожерелье стоило целое состояние? – промолвила она, разглядывая одежду, которую привезла для нее Поппи.

– Оно – единственное подобное в мире. Нас из-за него чуть не убили.

– Меня тоже, – ответила Дейзи.

– Ты его украла, – раздраженно бросила Поппи. – А мы были совершенно не виноваты. А если бы из-за того, что ты обокрала Элвина Тоусона, погиб ребенок, или Диана, или нянюшка Кэтчпоул? Что бы ты тогда делала?

Дейзи попыталась представить себе сцену, как ее описывала Поппи: отец выбегает из леса и получает пулю в «корешок», пока Поппи пытается спасти младенца, а их мачеха истекает кровью. Самым волнующим моментом, судя по тому, как Дейзи затаила дыхание, слушая об этом, и сестра была с ней согласна, оказалось появление откуда ни возьмись капитана Хейзелтона и Эрни Салливана, которые всех спасли.

Дейзи взглянула на Поппи, когда та описывала Гарри Хейзелтона, вооруженного шпагой, и выражение лица старшей сестры сказало