Секреты Примроуз-сквер 1 - Татьяна Лаас

Вэл терпеливо ждал: выдержка — главная добродетель огненных магов, иначе они уже давно бы уничтожили этот мир ко всем проклятым эльфам.

Наконец Миллер, подслеповато рассматривая лара, начал:

— Министерство внутренних дел ратует за быстрое завершение дела. Король отстранился от скандала — сейчас шумиха вокруг титулованных лиц для него смерти подобна, вот-вот в Нижнюю палату внесут на рассмотрение закон об урезании прав титулованных лиц. Сами понимаете, что...

— ...меня надо похоронить раньше, чем внесут эти законы.

Миллер надел очки и кивнул:

— Верно. Неудачное время для всего случившегося, лар Вэл. Очень неудачное...

Вэл сжал челюсти, а потом все же сказал:

— А если я признаюсь в убийстве Спенсера? Это облегчит мою участь? Я могу рассчитывать на снисхождение присяжных?

В конце концов, он действительно был тогда в хлам пьян, мало что помнил, кроме злости на святошу Спенсера, увивавшегося вокруг его Сесиль, да и... Этот Вуд мог быть прав — свежие синяки могли появиться как от тренировок, так и от драки со Спенсером. И, опять же, эта проклятая запонка!.. Вэл понимал — он мог убить Спенсера в тот вечер, хоть и не помнил этого. Возможно, тогда, в пьяном угаре, он даже мечтал это сделать — Сесиль ему была дорога. Он год осаждал эту крепость, а она уплыла к Алану! К Алану, которому она совершенно не нужна — он же святоша, он женщин боялся, как огня.

— Я могу рассчитывать на замену виселицы каторгой в колониях? Там я хотя бы смогу приносить пользу. Болтаясь на виселице этим не заняться. Можно рассказать в суде о разногласиях между мной и Спенсером... Рассказать о моих проектах — закон о защите детства, закон об общественном благополучии... Рассказать, что Спенсер ставил мне палки в колеса, мешая вести нашу страну к новому будущему, более справедливому к нелюдям и низшим слоям населения...

Миллер извиняюще улыбнулся:

— Боюсь, что для большинства присяжных ваши политические взгляды окажутся слишком левыми и отталкивающими...

Вэл привычно сказал — уже устал от непонимания:

— Что левого в запрете детского труда? Мы, что, вымрем все, проявив гуманность к детям?

Миллер мягко сказал:

— Лар... Понимаете... Речь идет о вашей жизни, спасти бы её, а уж все ваши политические амбиции... Простите, они похоронены вами у дома Спенсеров.

— То есть... Я сам дурак... — он до боли сжал пальцы, и почему-то память неудачно подкинула воспоминание, как кулак влетает в живот Спенсеру, и удивленный Алан всхлипывает от боли, не понимая за что.

Адвокат лишь кивнул головой:

— Приблизительно так и есть. И, лар, я настоятельно не рекомендую признаваться в убийстве Спенсера. Оно слишком похоже на убийства, творимые Безумцем. Тот же почерк. Признаетесь в убийстве Спенсера, остальные убийства на Примроуз-сквер повесят тоже на вас. У вас, к сожалению, нет алиби ни на один из эпизодов убийств.

— У полиции тоже нет доказательств моего присутствия на месте преступлений! — напомнил Вэл.

Миллер согласился:

— Но у них есть ваша запонка, ваши разногласия со Спенсером и похожий почерк всех остальных убийств. А еще ваши мотивы для убийства тех несчастных... Боюсь, если вас признают виновным в убийстве Спенсера, в памяти поколений вы так и останетесь Безумцем с Примроуз-сквер.

Вэл подался вперед, кандалы на руках печально звякнули:

— Но вы же знаете, что это не так!

Миллер машинально вжался в спинку кресла — просто на всякий случай, хотя знал, что магия у Шейла заблокирована:

— Но ваша запонка и похожий почерк убийства...

Вэл сверкнул глазами:

— То есть и вы верите, что это делал я.

— Вы сами сказали, что могли убить Спенсера, хоть и не помните этого. С теми убийствами, лар Вэл, может быть тоже самое, только там вам и вашим запонкам повезло больше, лар.

Вэл прикрыл глаза — болтаться на веревке на потеху публике он не собирался, но, кажется, все решили за него:

— Когда следующая массовая казнь в «Веревке»?

Миллер еле слышно сказал:

— Через пятнадцать дней. Суд как раз успеет вынести приговор, лар Вэл. Мне очень жаль, но надеяться на снисхождение присяжных и судьи глупо. Ни я, ни вы не в состоянии объяснить наличие вашей запонки в руках убитого Спенсера. Для вынесения обвинительного приговора этого более чем достаточно. А ведь есть еще свидетельства тех, кто видел, как вы увязались после бала за Спенсером...

— Проклятье...

— Славы Безумца вам не избежать, лар Вэл.

...Когда судья надел свою черную квадратную шапочку, готовясь объявлять приговор, Валентайн уже знал — болтаться на веревке за убийство Спенсера будет справедливо, а вот за остальных девять жертв Безумца висеть будет крайне обидно.

***

За чуть запотевшими окнами магомобиля медленно проплывали незнакомые улицы. Аликс, никогда не бывавшая за пределами Эш-стрит, уже даже не пыталась понять, куда же они едут.

Она бессмысленно смотрела в окно, лишь изредка реагируя на звуки, раздающиеся в магомобиле: скрип кожаного дивана, когда нервно шевелился кузен Верн, шорох одежды, короткие замечания шофера... Иногда её взгляд все же пересекался со взглядом Верна, сидевшего напротив неё, и тогда мужчина тут же вымучено улыбался, изображая саму любезность, но стоило Аликс отвести глаза в сторону, и Верн тут же гасил улыбку, снова смотрел на часы, поворачивался к шоферу и что-то уточнял.

Не так Аликс представляла свою свадьбу. Совсем не так.

Улыбка примерзла к её губам. Аликс изо всех сил старательно пыталась выглядеть кротко и безмятежно, соблюдая приличия — женщина создана для того, чтобы радовать мужчину и поддерживать уют в доме. Женщина должна порхать, вызывать восхищение в глазах мужчин и не создавать проблем. Женщин, не понимающих это, говорила мама, ждет одно — одиночество. Потому всегда улыбка, всегда ровное настроение, всегда готовность щебетать и не лезть в мужской мир. «А тебе, Аликс, еще и молчать, молчать и молчать, даже когда хочешь сказать что-то хорошее. У тебя же одни нелепости, за которые краснеть приходится, получаются!» И Аликс старательно молчала всю дорогу, и даже пообещала себе, что и весь день, и даже целую неделю, и даже месяц, сколько потребуется, будет молчать, пока Верн не оплатит все долги отца. Молчать, улыбаться... «И строить из себя дурочку!» — недовольно подумала она и тут же притворно благоговейно погладила новенькую норковую шубку, подаренную кузеном — он как раз в упор смотрел на Аликс и остался доволен её умильной мордашкой. Фальши он не заметил.

Аликс снова отвернулась к окну, не в силах радовать, порхать и глупо щебетать, тем более что Верну это сейчас и не требовалось. Ему вполне хватало её вымученной улыбки. Она отрешенно рассматривала проносящиеся