Синдром усталости - Владимир Николаевич Моргунов

— Давай, — он говорил уже по-арабски. — Лучше убраться отсюда до прибытия поезда.

— Ты приехал не поездом? У тебя случились какие-то неприятности? — обеспокоенно поинтересовался водитель.

— Неприятности случились, наверное, у всех нас. Шамилю надо срочно уезжать отсюда. По дороге за мной следило много людей. Они даже пытались схватить меня.

— Как же тебе удалось из всего этого выпутаться?

— Случайно, — пожал плечами Луиджи Фабиано, которого на самом деле звали Мохаммедом Садиром. — Наш расчет оправдался — меня многие принимали за итальянца. Нашелся “земляк” и в самый нужный момент. Этот тип решил, что я тоже мафиозо, как и он, и помог мне.

— Это удивительно, — покачал головой водитель. — Обычно они так не поступают.

— А, откуда тебе знать, как они поступают? Сейчас важно то, что меня преследовал, как минимум, один автомобиль. Надо побыстрее убираться подальше отсюда и успеть предупредить Шамиля.

***

Паоло Мальдини — выбор этих имени и фамилии объяснялся знанием мира спорта и юмором. Фамилию человек позаимствовал у известного итальянского футболиста, имя оставил собственное, только в итальянском его варианте. Он вообще хотел назваться Паоло Росси, но вовремя остановился, справедливо рассудив, что это уже было бы явным перебором.

Сейчас он очень спешил. Арль, Экс-ан-Прованс проплыли мимо окон “Порше”, словно декорации в старом фильме, снятые методом “блуждающей маски”. После Сен-Рафаэля трасса стала пошире, на ней встречалось довольно много машин.

Солнце, непривычно огромное, повисло над бесконечной гладью моря, отливающего всеми оттенками зеленого и синего цветов. На ярко-голубом, просто пронзительно-голубом небе почти не было облаков. Глядя на все это великолепие, сразу становилось понятным, почему берег получил название Лазурного.

В Ниццу он приехал в начале девятого утра. Подкатив к “Шератону”, он подхватил с переднего сиденья черный атташе-кейс, хлопнул дверцей, почти швырнул ключи служащему отеля, который должен будет припарковать автомобиль в удобном месте и поспешил дальше — как он определил для себя, к промежуточному финишу.

А промежуточным финишем являлась комната на шестом этаже отеля, где его ждал моложавый мужчина с загорелым лицом и эффектными седыми висками.

— Ну, Паша, — спросил мужчина, едва гость возник на пороге, — виктория или конфузия?

— Я так полагаю, что виктория, Анатолий Ефимович, — Паоло, опять сделавшийся Пашей, поднял кейс вверх на вытянутой руке.

— А ты его не вскрывал еще?

— Как можно без вас, Анатолий Ефимович? Да и некогда было — принял пакет и скорей на коня. Скакал, можно сказать, без передышки от самого Монпелье. Хорошо еще, что ажанов по дороге до Сен-Рафаэля не встретилось. А дальше — дорога для богатых, здесь можно вообще до самого предела скорость выжимать.

— Ну-ну, Паша, теперь-то ты уж точно будешь богатым* Как тебе удалось его обработать?

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, Анатолий Ефимович. Армяне его в Ниме решили захомутать, вытащили из вагона. За армянами цэрэушник увязался, помешал им. Мне тогда самое время было вступить, звездный час, — молодой человек бесхитростно улыбнулся.

Павел Остапенко родился тридцать пять с небольшим лет назад на знойном и щедром юге Украины. Получился он чернявым, смуглым и худощавым. Неизвестно, смесь скольких кровей циркулировала в его жилах. Склонность к языкам и привлекательная внешность (да, он очень смахивал на молодого Марчелло Мастроянни) позволили Паше внедриться в элитный МГИМО. Пожалуй, главную роль здесь сыграла все-таки внешность — и Его Величество Случай, без которого, как известно, вообще ничего не происходит в этом мире. На абитуриента Остапенко обратила очень пристальное и весьма специфическое внимание дама из приемной комиссии. Дама была, как минимум, лет на пятнадцать старше абитуриента и к тому же ликом страшновата, но это нисколько не отразилось на потенции парня, повторяющего подвиг Михайлы Ломоносова в разгар застоя, только пришедшего в Москву с противоположной, южной стороны.

Паша сделался студентом престижного вуза, но вовсе не для того, чтобы чуть позже сделать карьеру дипломата, женившись на дочке функционера со Смоленской площади. Немного авантюрист по натуре, он поступал в МГИМО с дальним прицелом на скорую встречу с человеком из ведомства, в котором служил Штирлиц и тот тип, которого так убедительно изобразил Банионис в “Мертвом сезоне”.

Прицел оказался точным, такой человек нашел Остапенко уже к четвертому курсу. А потом его нашел и Тарасов.

Живший в семье, где кроме него было еще двое детей, а родители не могли похвалиться ни высокими доходами, ни высокими связями, Паша с самого начала не обольщался тем, что работая разведчиком (именно так — работая!), он сможет в полной мере наслаждаться материальными благами и комфортом цивилизованного Запада. Он всегда оставался дисциплинированным и начисто лишенным даже задатков гедониста.

Вот потому-то Тарасов и выбрал его для выполнения столь деликатной миссии, как перехват чемоданчика, который сейчас благополучно переместился в комнату на шестом этаже “Шератона” в Ницце.

— Что же, давай вскроем его, — вздохнул Тарасов. — Код мы, конечно, до второго пришествия подбирать будем. Попробуем с помощью подручных средств…

Он извлек из кармана складной нож, лезвия которого мало напоминали лезвия перочинного ножа, превосходя их размерами, формой и прочностью. Выдвинув из колодки стальную полоску с заостренной закорючкой, Тарасов подсунул ее под замок кейса.

— Ты вторично не поменял чемоданчик, Паша? — с каким-то мрачноватым весельем спросил он.

— Как можно, Анатолий Ефимович? — развел руками Остапенко. — Да и не получилось бы при всем желании — уж больно он востроглаз был, объект.

— Ладно, тогда посмотрим, что в ларце.

Ларец, крякнув изувеченными замками, раскрылся.

Пачки зеленых бумажек в три ряда разместились здесь в тесноте да не в обиде.

— У-у, — почти разочарованно произнес Тарасов. — Сколько же здесь всего? Так, так… Ну, миллион точно имеется.

Похоже, что его и в самом деле не очень интересовал миллион долларов наличными. Тарасов расстегнул кнопку кармана, размещенного на крышке кейса, извлек из него сложенный вдвое лист плотной бумаги и ключ. Когда он развернул лист и прочел, морщины около его глаз разгладились, а лицо выразило высшую степень спокойного удовлетворения.

— Что же, Паша, благодарю за службу.

— Служу… Рад стараться, короче, как в старину говаривали. Только ведь без такой исчерпывающей информации, какую вы мне предоставили, мне бы ни в жизнь до него не добраться.

***

1 апреля 1994 года, пятница.

Москва.

Два черных “Мерседеса” летели по московским утренним улицам и проспектам. Люди, сидевшие в этих автомобилях, испытывали чувство досады и растерянности. Они только что побывали в Ясенево, на служебной даче человека, который играл ключевую роль в организации, с раскрытием преступной деятельности которой нынешнее руководство ФСК связывало значительное повышение собственного рейтинга.