Миссия спасения - Анатолий Михайлович Гончар
От жары и усталости персонал посольства начал буквально валиться с ног. Вадим был вынужден идти все медленнее и все чаще останавливаться, дожидаясь отставших. Поняв, что без длительного отдыха не обойтись, он, остановив группу, негромко скомандовал:
— Привал, полчаса. Круговая оборона. Гражданские в центре, — Вадим принял это решение ни с кем не советуясь, справедливо рассудив, что если кому-то из начальства не понравится, то тот вправе данное решение отменить и поступить по-своему. Но отмены не последовало. Убедившись, что его приказание выполнено, оборона занята, а гражданский персонал находится в целости и сохранности, Банников скинул рюкзак близ одного гигантского дерева и сел, опираясь спиной о его ствол.
— Петрович, — окликнул появившийся «на горизонте» Кошелев.
— Тут я, — отозвался Банников.
— Не хилые деревца, — старший лейтенант ткнул кулаком в разноцветную кору исполина. — Интересно, как оно называется?
— Радужный эвкалипт, — раздался звонкий голос незаметно подкравшегося к ним Вениамина.
— Не шуми так, — предостерег мальчика Вадим и поинтересовался: — Откуда знаешь?
— Читал, на картинках видел.
— На картинках? — Вадим нарочно позволил себе усмешку.
— На фотографиях, — поправился мальчик. — Но это точно эвкалипт, его кора имеет свойство менять свои цвета. Сначала она ярко-зеленая. Затем, созревая, приобретает синие, фиолетовые, оранжевые и темно-бордовые оттенки. У больших деревьев ствол отливает всеми цветами радуги, потому этот эвкалипт и получил название радужного. Но даже самое огромное дерево все продолжает расти, при этом раскраска коры постоянно меняется. А вырастают эвкалипты до семидесяти пяти метров и до двух с половиной метров в диаметре.
— Понятно, — Банников одобрительно кивнул, — а вон то дерево как называется? — Вадим показал пальцем на деревья, в которых он обнаружил некое сходство с дубами.
— Это? Это сикомора, древнейшая плодовая культура, обликом, размером и прочностью напоминающее дуб, — при этих словах Банников многозначительно покачал головой, — плоды его съедобны и даже кое-где в мире сикомора выращивается как культурное растение. Оно тоже вырастает огромным, чуть ли не до пятидесяти метров высоты, но с раскидистой кроной. А в целом местная фауна очень разнообразна, на побережье растут финики, агава, у реки мы видели бамбук, здесь акация. Тут много чего растет.
— Здорово! — Банников искренне удивился познаниям мальчика. — Поражен. Но теперь о насущном: кушать будешь?
Мальчик сверкнул глазами, непроизвольно сглотнул и поспешно кивнул.
— Так, посмотрим, что у нас есть. — Банников и присевший рядом Кошелев начали поспешно вытаскивать из своих рюкзаков остатки продовольственных запасов. Обнаружились две банки тушенки, две палки сухой сыро-копченой колбасы, четыре каши, чай, кофе, три банки сыра, галеты.
— А маме взять можно? — робко спросил Вениамин, и мужчины вдруг сообразили, что в спешке, за другими заботами, за вставшей в полный рост проблемой воды, они совершенно упустили из вида обеспеченность гражданских продуктами питания. Почему-то думалось, что это элементарно — уходя, захватить с собой еду.
— Ко-конечно, — растерянно пробормотал Кошелев, и они в четыре руки начали перекладывать продукты в обнаружившийся у Вадима пакет. Вскоре на траве остались лежать две банки каши, одна банка тушенки, банка сыра и довольно значительное количество галет.
— Вот маме, отнеси, — Банников приподнял пакет и протянул мальчику.
— А вам?
— О, — отмахнулся Кошелев, — у нас хватит.
— Спасибо! — мальчик, осветившись радостной улыбкой, подхватил пакет и едва ли не в припрыжку умчался на поиски своей мамы.
Глядя ему вслед, Банников покачал головой:
— Не было печали.
— Н-да, — задумчиво согласился Кошелев. — Надо по парням пробежаться — гражданским похавать насобирать. А то у них, похоже, жрать совсем нечего. И главное — молчат, гады.
— Молчат, — согласился Вадим.
— Так что, пойдем?
— Я один пробегусь, — вызвался Вадим, — а ты нам кашку, что ли, разогрей?
— Может две?
— А дальше?
— На завтра тушняк и сыр оставим. Утром-вечером галеты.
— А дальше? — повторил Банников и нервно улыбнулся.
— Галеты, — без малейшего смущения ответил Кошелев, — а потом еще что-нибудь найдем.
— Найдем? Ну-ну, — зам не поддержал оптимизма своего командира. — Ладно, будем полагать нас прибывшими на курсы лечебного голодания. За три-четыре дня без жратвы не помрем точно. А вот вода и в самом деле проблема. Короче, я пошел, а ты тут кошеварь.
Поднявшись и прихватив с собой чехол из-под рюкзака, Банников отправился собирать с личного состава нежданно наметившийся «оброк».
Когда Вадим вернулся к оставшемуся разогревать консервы Кошелеву, сын Любови Алексеевны находился там же. Он сидел на коврике Вадима и с аппетитом уплетал разогретую тушенку, закусывая ее намазанным на «печенюшку» галеты сыром. Спецназовцы переглянулись, и сидевшей за спиной мальчика Кошелев с полуулыбкой развел руками. «Мол, звиняйте, панове, а на завтра пайка урезается». В ответ Банников незаметно махнул рукой: «судьба».
— Знаете, как я люблю папку?! — ни с того ни сего вдруг сказал мальчик. — Он у меня такой умный! Я когда вырасту, тоже послом буду. Вот только они у меня с мамкой поругались. Я так хочу, чтобы они с мамкой помирились, ужас как хочу! Я мамку тоже очень люблю, она добрая. А еще врач. Она когда операцию делала, я ей салфетки держал и нитки подавал. Вот они помирятся, и мы отдыхать поедем, папка обещал. А еще…
Мальчик рассказывал и рассказывал, а у Вадима в груди начало разгораться жгучее пламя, сердце давило и разрывалось от противоречивости обуревающих чувств. Любовь Алексеевна манила его к себе с непреодолимой силой, но стоило только им переступить черту, и счастье ребенка — хрупкое, но все еще возможное, разлеталось осколками битого стекла. И никакой надежды. Развод родителей — трагедия для ребенка. Жаль, что современный христианский мир, казалось бы, такой верующий, не понимает этого и принимает детские трагедии как должное. Современный христианский мир… но ни Банников, он… он… он и сам не знал, как поступить, что выбрать. Вот только смотреть этому мальчику в глаза ему становилось все труднее и труднее.
— Ты-то не устал? — перебив говорившего с набитым ртом мальчугана, спросил Вадим, чтобы хоть как-то отвлечь того от рассказа о родителях и их семейных сложностях.
— Да нет. Я даже автомат ни разу никому не передавал, — мальчик гордо постучал по лежавшему рядом оружию.
— Молоток! — похвалил Банников.
— Тут интересно. Я горного козла видел. А вы видели?
Банников кивнул — едва солнце осветило горы, в трех сотнях метров от него вверх по склону поскакало стадо в шесть или семь голов.
— А
