И посыпались с неба звезды - Анатолий Михайлович Гончар

Баханги молчал, а полковник продолжал говорить. Постояв так пару минут, Идигер прищурил глаз, прицелился и, потянув спусковой крючок, выстрелил.

— Конец пиндосу! — выпрямляя спину, выкрикнул он. После чего оттянув книзу платок, смачно плюнул на грудь поверженного противника. Поправив лисам, Баханги развернулся и решительно зашагал обратно к развалинам.

— Американец? — только и спросил Черныш у вернувшегося туарега.

— Да, — односложно ответил тот и добавил, — ненавижу пиндосов!

Подполковник понимающе кивнул — Идигер имел полное право ненавидеть американцев: они разрушили всю его предыдущую жизнь. Но Анатолий Анатольевич быстро оставил рассуждения на эту тему — появились доклады о потерях. За мрачным подведением итогов боя ни у кого не возникло и мысли проверить сказанное туарегом, тем более что на горизонте появились столь долгожданные автомобили, точнее, очередные клубы пыли. Получивший короткое сообщение Идигер уверил, что это прибыли его люди.

Пыльное облако приближалось, и вскоре стало видно колонну из четырех машин — двух легковушек и двух небольших грузовичков.

«Слава богу!» — вперив взгляд в горизонт, подумал подполковник. Теперь, с прибытием помощи, казалось, даже дышать стало легче. Он привалился плечом к стене и смахнул с лица бегущий по нему пот. За спиной майор Ивлев хрипящим голосом отдавал указания подчиненным. Закончив с указаниями, Ивлев подошел к подполковнику и молча остался стоять рядом с ним, ожидая прибытия дружественной помощи. Остальные спецназовцы взялись за насущные дела: трое занялись сбором брошенных боеприпасов и оружия, еще трое отправились на поиски так и не объявившегося старшего сержанта Глотина. Младший сержант Бурцев, после сделанного ему обезболивающего укола, спал в тени здания. Отошедший в сторонку Идигер о чем-то переговаривался по радиостанции со старшим подъезжающей колонны.

Машины двигались медленно, настороженно. Водители с опаской поглядывали на все еще дымившиеся остовы чужой техники. Наконец, автомобили подкатили к границе поселения и остановились. Прибывшие начали покидать транспорт. Подполковник Черныш, видимо, ожидавший, что из крытых кузовов грузовичков тут же посыплются вооруженные туареги, оказался жестоко разочарован, когда из-под брезентовых пологов так никто и не появился. Все воинство, то бишь долгожданная помощь, оказалось представлено в виде сидевших за рулем трех мужчин и одного мальчишки — такого же водителя. Совсем не о такой поддержке чаял подполковник, совсем не о такой — при виде обещанной «подмоги» его перекосило будто от зубной боли. Но возмущаться он не стал, только и вырвалось:

— Офигеть!

По-прежнему находившийся подле него Ивлев коротко выругался.

Вскоре вернулись трое уходивших на поиски Глотина. Новости оказались печальными: старший сержант погиб, подорвавшись на собственноручно установленном фугасе. Там же обнаружились фрагменты многочисленных тел противника. Вывод напрашивался сам собой — оказавшись в окружении, спецназовец совершил самоподрыв. То, что от него осталось, уместилось в небольшом пакете.

Время торопило, следовало заканчивать дела здесь и двигаться дальше. Майор Ивлев зычным окриком собрал командиров на совещание.

— Итак, — начал он, — у нас двое убитых — Глотин и Серов, один тяжелораненый Бурцев. Легкораненых двое — Рогожин и Вениаминыч.

— Меня можно не считать, — отмахнулся Маркитанов, — царапина.

Ивлев, не обратив на протест внимания, продолжил:

— Бурцеву необходима эвакуация. Потребуется сопровождающий или двое… Рогожин едет без вариантов, Маркитанов… — ротный кинул взгляд на подполковника, тот незаметно покачал головой — оставаться без такого опытного вояки, как прапорщик, в момент, когда их и без того осталось нет да ни хрена, было бы до расточительности глупо. И командир роты сделал вид, что смилостивился. — Ладно, Вениаминыч, остаешься. Тебя же, Валер, и Бурцева отправим с одним из джипов. Довезут до окраин города Мизда, там выйдешь по спутнику на наших. Вас эвакуируют. А может, мы вас еще догоним, — майор попытался улыбкой подбодрить совсем скисшего старлея, но тот только скривился. Душа старшего лейтенанта Рогожина разрывалась на части: с одной стороны, хотелось дойти с товарищами до конца, с другой — появилось желание петь, радуясь тому, что здесь для него все закончено и война с шествующей с ней рука об руку смертью оставались позади. Еще несколько дней, и он, старший лейтенант Рогожин, будет дома. Но мысли путались, сплетаясь в комок душевной боли.

— Слушаем дальше, — Ивлев перехватил поудобнее так ни разу и не выпущенный из рук автомат, — время торопит. Заканчиваем как можно быстрее все дела здесь и стартуем к оазису. Технику оставляем вне зоны видимости противника. Выдвигаемся пешим порядком. С моментом штурма и тактикой определимся на месте. Вопросы? Вопросов нет. Тогда: пока все свободны… то есть что делать — вы знаете.

Рядом со стеной одного из зданий бойцы копали одинокую могилу — место вечного упокоения младшего сержанта Серова Леонида Павловича. От старшего сержанта Глотина Сергея Николаевича хоронить оказалось практически нечего — все, что от него осталось — окровавленные клочки одежды да искуроченный взрывом кусок металла, бывшего когда-то пулеметом. Все это: и куски одежды, и пулемет положили в могилу вместе с Серовым.

Прапорщик Маркитанов подошел к краю могилы и, нагнувшись, взял комок глины. При этом его губы едва заметно шевельнулись, озвучив неожиданно пришедшую на ум фразу:

— И посыпались с неба звезды.

Это было произнесено так тихо, что вряд ли кто услышал, да ему бы этого и не хотелось. Он постоял еще некоторое время и, наконец, прощаясь с погибшими, бросил зажатый в кулаке комок в яму. Ударившись об обломки пулемета, глина рассыпалась поверх укутанного в лисам тела.

Отходя от могильного края, Маркитанов, окинув взглядом стоявших там же бойцов, тихо спросил:

— Больше ничего не нашли?

— Там обвалилось все, может, где в стороне под завалами и лежит что, но неделю разбирать надо, а то и больше, — пояснил рядовой Бурмистров, ходивший на поиски погибшего.

— Понятно, — вздохнул прапорщик. На сердце было тягостно: из головы все не шла картина, когда он орал на погибшего, приказывая тому приступить к выполнению намеченного плана. К горечи потери смутно примешивалось чувство вины, заставляя терзать себя бесплодными раздумьями. «Может, будь жив Серов, и у Глотина сложилась бы другая судьба? Или же они все равно погибли бы?» — заданный вопрос не имел ответа. Маркитанов еще раз вздохнул и направился к подполковнику Чернышу, стоявшему около угла одного из знаний и о чем-то ожесточенно спорившему с Идигером Баханги.

— О чем базар? — подойдя, Маркитанов бесцеремонно влез в чужую беседу.

— Да вот, товарища за советскую власть агитирую, а он ни в какую, — с горькой улыбкой пояснил Анатолий Анатольевич.

Идигер фыркнул и, сверкнув очами, покинул место разговора.