Мифологические рассказы и легенды Русского Севера - О. А. Черепанова
Бросали дверестяной[32] камень, тот, который кидать в печи. Возьмешь камень, да как фурыкнешь. Это тоже, чтоб не ходили (Новгородская обл., Пестовский район, Пестово, 1986).
№ 10. У нас-от брат был, старше меня. А ране теплили[33] риги, хлеб сушили. Тяте не захотелось ночью ити, он и говорит: «Егорушка, сходи в овин, положи дров». А овин был за деревней. А в деревне была только помершая старуха. Брат пошел в ригу, в яму накласть дров. Он влез, а бабка померлая сидит у печки в голубом платье. Это ее мертвая одежа, ее в ней хоронили. Сидит там, где каменьем проложены стены. Брат потом говорил: «Я так и умлел! Не знаю, как и выскочил». Выскочил, домой прибежал, дома говорит: «Боле не пойду туда ночью». Тогда тятя сам пошел, с парнишками, побоялся один.
Потом этого брата зарезали. А мама все по нем ревела. Раз утром мама говорит: «Садитесь завтрекать, а я пойду теленка поить». Мы только сели за стол, глядим, мама бежит с ревом домой. Тятенька выскочил: «Что такое?» А она и говорит: «Пойдем, там Егорушка стоит, у песту, во хлеве, в бурдовой фланелевой толстовке, в хлеве у яслей». Прибежали, а его-то и нету. А мама и жалеет: «Дура-то я! Мне бы подойти, погладить, поговорить». А старухи ей говорят: «Ты бы не его погладила, а ясли». Он днем показавши, утром (Новгородская обл., Пестовский район, Охона, 1986).
№ 11. На беседы[34] девчата собирались. Свезем по возу дров, по мере сил картошки. Однажды у меня беседа далеко была. Иду, а тут была старушка померши, а я не знала. Я иду, впереди дорога от ейного дома. Смотрю, она так и несется. А потом говорят, она вечером померла. И в тот же вечер мой брат, иду, мол говорит, тебя нет, иду и думаю, как плохо итти. Смотрю — лошадь вороная, сидит в тулупе мужчина: «Садись, довезу». Я говорю: «Что ты, господи, привязался». Его и следа нет.
А почему покойники ходют? — А зависть кака-то у них (Новгородская обл.. Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 12. В шести неделях, как мужа схоронила, я болела, лежала, мне горазд плохо было, а баба у меня сидела. И вдруг птичечка прилетела в дом, села мне у изголовья, похлопала крылышками и улетела. Я спрашиваю бабу, что это было, а она меня перекрестила, говорит, крести глазы-то, крести (Новгородская обл., Старорусский район, Святогорша, 1990).
№ 13. Сестра моя умерла, два дня до сорокового дня оставалось. Иду я часов десять домой, а у нас большой тополь растет, гляжу, а она на том тополе, как была одета, когда хоронили, волосы роспущены, руки расставлены, и летела. На сороковой день покойники должны прилететь, вот она и летела (Новгородская обл., Старорусский район, Святогорша, 1990).
№ 14. У меня племянника убило, так видела привидение. Выборы были в воскресенье, все ушли. Я пироги выняла, убрала, мне так и плохо стало. Я легла поперек кровати, уснула. Мне и привиделось. Говорит: «Я иду в гости, а самовар не стоит». Я самовар поставила, побежала во двор. Гляжу: белка идет, глазки чернички. Остановилась. Она на меня глядит, а я на нее. Я говорю: «Васечка, иди». Она к Филимоновой избе, я во след. Домой вернулась, ревлю: «Пойдемте все на улицу, Васенька пришел». Пошли батька с маткой, искали в капусте, не нашли. Белки так в деревню не ходят днем, это Васечка был (Вологодская обл., Белозерский район, Георгиевское, 1988).
№ 15. Ванина матка заметку сделала, ковда умерла. После ее похорон мы косили. Я косовище сломала и говорю: «Ваня, я иду домой». Пришла, легла на печку. Слышу, будто кто-то ходит по избе. Потом ребята пришли, входят и говорят: «Чего ты закрылася?» А я и не закрывалася. И еще. У меня мелка подушка посреди кровати поставлена, покрывалом покрыта. Смотрю, а она у самой кромки лежит, и покрывало сверху. Ежели бы свалилась, то покрывало б под ней лежало. Я и говорю: «Ваня, гляди, опять заметка» (Новгородская обл, Пестовский район, Малышево, 1986).
№ 16. У нас камень был большой, и в том камню как следоцки настопаны. Как дождь, мы туда бегали. У кажной своя луноцка была, следоцки такие, мылись. Одна девоцка, у ей мама умерла, ейна следка была, из ейной, из маминой, и мылась. Мы так и плескались, а уже приговоров-то не было (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).
№ 17. Мне было всего шестнадцать, семнадцатый годок. У нас было 6 детей. Я пошла спать на чердак. Высока лестница была. И вижу, мальчик идет, весь закрытый простыней. Только лицо одно его было. И бах на меня, и лихо[35] понесло. Это суженый мой был. Надо было спросить, зачем пришел. А отец потом говорил, это суженый твой был. А через три дня он и помер [суженый], оттого и закрыт был (Архангельская обл., Велегодский район, 1982).
№ 18. Чудес тут было много. Раменье, тут мой дед жил. Был тут Ильюха, который утонул под Петушком. Там омут глубокий. Ильюха приходил к нам. Дед как-то осенью шел по берегу, темно было. Иду и думаю: «Ильюха тут-то утонул». Смотрю, лежит человек, Ильюха привиделся. Перекрестился, хвать руками — куча мха, а в это время кто-то бултыхнулся по рекы. Утром, думаю, какой там мох на глине, пошел, нет ничего (Новгородская обл., Любытинский район, Луново, 1986).
№ 19. Вот жил в одной деревне мужик, ну, звали его Юрок. Вот умер он, а жил он на мельнице. Вот умер он, а мужики как-то шли мимо, выпивши, ну, и стали они, мол, подшучивать, выходи, мол, Юрок, поговорим. А он возьми да и выйди. Они ажы протрезвели. Ну, он говорит им, мол, давайте выпьем. Ну, выпили, и он и говорит им, ну, пойдемте, я вас провожу. Ну,
