История и миф - Юрий Викторович Андреев

психики, что никто не способен удержать в памяти во всех деталях то, что он видит перед собой или слышит своими ушами. В особенности это относится к таким важным историческим событиям, как сражения, восстания и другие аналогичные эпизоды, в которых участвуют большие массы людей, обстановка меняется почти мгновенно и чуть ли не каждую минуту, а сами участники и очевидцы события до крайности возбуждены, находятся во власти сильного эмоционального смятения. Естественно, что в таких условиях мало найдется людей, которые были бы способны достаточно четко и ясно зафиксировать все важные детали, имеющие первостепенное значение для исторической науки (Толстой о Наполеоне в «Войне и мире»).

К тому же даже о том, что происходит у них на глазах, люди, как правило, судят предвзято. Можно сказать, что еще до того, как событие произошло, каждый из его участников уже имеет в голове готовую схему события, в которую он стремится втиснуть все то, что он видит перед собой, и если факты не укладываются в эту схему, тем хуже для них: одни будут отброшены в сторону, как будто их вовсе не было, другие подвергнутся перетасовке. Ясно также, что, если в событии участвуют две враждующие группы людей, каждая из них постарается создать свою версию того, что произошло, и опровергнуть то, что будут говорить враги. Вследствие всего этого мы, вероятно, так никогда и не узнаем, кто же положил начало пожару Москвы 14 сентября 1812 г.: французские мародеры или же отчаявшиеся русские патриоты. По правилу, сформулированному еще Эфором в IV в. до н. э., каждый слишком обстоятельный рассказ о событиях прошлого должен внушать нам сильные подозрения в правдивости рассказчика. Подробнейшие описания сражений и всяких других происшествий, которые мы находим у древних и не только древних авторов, скорее всего в значительной своей части следует отнести за счет богатого воображения историков, причем многие из них чистосердечно полагали, что все так и было на самом деле, как они об этом пишут.

Конечно, после всех этих хирургических операций над традицией мы рискуем оказаться в пустоте, в которой редкими опорными точками останутся банальные истины вроде таких утверждений, как «Цезарь и Помпей были римскими полководцами» и «Цезарь победил Помпея». Ни одну из этих истин нельзя, конечно, опровергнуть, но и пищи для ума они дают очень мало и никак не могут служить основанием для какой бы то ни было научной теории. К счастью, в нашем распоряжении еще остается довольно много фактического материала, который засуживает безусловного доверия и позволяет тем или иным способом корректировать показания недостоверных или малодостоверных источников. Правда, материал этот распределен во времени крайне неравномерно. Чем дальше в глубь веков, тем его становится все меньше и меньше. Поэтому событийная история древности и средневековья может быть восстановлена сейчас лишь в самых общих и приблизительных своих очертаниях с огромным количеством пробелов. Не следует забывать о том, что в эти эпохи основная масса информации как о самых важных, так и о второстепенных событиях в течение долгого времени передавалась изустно. Проходило нередко много лет прежде, чем событие фиксировалось в письменном виде в какой-нибудь хронике или другом историческом сочинении. Геродот поведал миру о Марафонском сражении спустя по меньшей мере 50 лет после того, как оно произошло, и у нас нет никакой уверенности в том, что он мог опираться в этой части своего труда на какие-нибудь письменные свидетельства, так как их скорее всего еще не существовало. А это значит, что он мог использовать лишь свидетельства очевидцев, да и то, по-видимому, полученные не из первых рук. В таких условиях создается необыкновенно благоприятная почва для возникновения ложных слухов, всевозможных легенд и мифов, которые недостаточно критически настроенный историк (тот же Геродот) легко может принять на веру.

Не следует, однако, думать, что мифотворчество ушло далеко в невозвратное прошлое. Атмосфера, в которой рождаются мифы, возникает при каждом значительном социальном потрясении, когда рушатся привычные связи между отдельными людьми и человеческими коллективами, перестают действовать привычные источники информации: газеты, радио, телефон. Μ. Блок, прошедший рядовым солдатом окопную школу Первой мировой войны, изображает именно такую ситуацию (см. с. 60–61).

Любая критика источников опирается на сравнение целого ряда однопорядковых свидетельств. Предположим, что от какой-то исчезнувшей цивилизации сохранился лишь один предмет. Мы будем не в состоянии ни датировать эту единичную находку, ни оценить ее подлинность. Примером может служить знаменитый Фестский диск, который хотя и был найден на Крите в развалинах царской виллы Агиа-Триада близ Феста, тем не менее настолько резко выпадает из общего контекста критской минойской культуры, что ничего определенного о его происхождении мы до сих пор сказать не можем.

Более или менее точное установление датировки источника, его проверка и истолкование возможны лишь при условии его включения в хронологический ряд или синхронный комплекс. Жан Мабильон создал дипломатику, сопоставляя меровингские грамоты то одни с другими, то с текстами иных эпох или иного характера. Такая отрасль источниковедения, как экзегетика (толкование текстов), родилась из сопоставления библейских и евангельских рассказов.

Сравнение источников — единственный путь к выяснению истины. Только таким путем мы можем установить, кто из авторов, рассказывающих о том или ином событии, прав, а кто заблуждается добросовестно или, напротив, сам пытается ввести нас в заблуждение. Рассмотрим один простейший случай такого рода. Французский генерал Жан Батист Марбо в молодости участвовал в наполеоновских войнах. На склоне лет им были написаны «Мемуары», пользовавшиеся в свое время большой популярностью особенно среди молодых читателей. В одной из глав этого сочинения рассказывается о замечательном подвиге, совершенном автором «Мемуаров» в ночь с 7 на 8 мая 1809 г. Если верить Марбо, он переплыл в лодке через бурные волны разлившегося Дуная и на другом берегу реки захватил в плен несколько австрийцев, которых затем тем же путем доставил обратно. Этот рассказ, как и другие сообщения Марбо, был подвергнут тщательной проверке, и вот что удалось установить. Во-первых, официальные документы (приказы по армии, походные журналы, донесения) свидетельствуют о том, что в знаменитую ночь с 7 на 8 мая австрийский корпус, чьи палатки Марбо нашел, по его словам, на левом берегу Дуная, еще занимал противоположный берег. Во-вторых, из «Переписки» самого Наполеона следует, что 8 мая разлив реки еще не начался. Наконец, было найдено прошение о производстве в чине, написанное самим Марбо 30 июня 1809 г. Среди заслуг, на которые он там ссылается, нет ни слова о славном подвиге, совершенном в мае. Итак, с одной стороны — «Мемуары», с другой — ряд текстов, их опровергающих. Что считать