Мельмот Скиталец - Чарлз Роберт Метьюрин
После «Мельмота» во Франции начали появляться переводы других произведений Метьюрина. Так, в том же 1821 г. в переводе Тейлора и Шарля Нодье опубликована была драма «Бертрам»[281], в следующем (в переводе того же Ж. Коэна) – «Монторио»[282]; вместе с тем во Франции началась также театральная интерпретация творчества Метьюрина, оказавшая несомненное воздействие на формирование его литературной репутации между 1820–1840 гг. Немалое значение в этом смысле имел перевод «Бертрама» Тейлора и Нодье. Он был сделан ими после возвращения из совместной поездки в Англию и Шотландию в 1821 г. В этом переводе «Бертрам» Метьюрина на французских сценах не ставился; зато он вызвал к жизни несколько театральных подражаний и переводов, все больше отклонявшихся от оригинала. Об одной из таких переделок – большой мелодраме, шедшей в Париже в маленьком театре, рассказал Бальзак в романе «Провинциал в Париже» (1839), вошедшем в цикл «Человеческой комедии». Существовала во Франции еще одна переделка «Бертрама», примечательная тем, что она легла в основу оперы Винченцо Беллини «Пират», долго игравшейся в Милане и Париже[283].
Ободренные успехом «Бертрама» и «Пирата», французские литературно-театральные ремесленники не могли не обратить внимания на возможность приспособления к французской сцене «Мельмота Скитальца». Такой спектакль вскоре действительно был осуществлен г-ном Фердинандом (под этим псевдонимом укрылся некий Лалу) и Сент-Илером, поставившим весною 1824 г. в Париже, в «Cirque Olympique», сочиненную ими «мимо-драму» в трех актах с музыкой и танцами под заглавием «Мельмот, или Скиталец» («Melmoth, ou l’homme errant»). Об этом жалком продукте театральной промышленности сохранились весьма критические отзывы печати, из коих явствует, что в этой безвкусной инсценировке от подлинного «Мельмота Скитальца» уцелело очень немногое. В основу сюжета «мимо-драмы» положена свадьба Мельмота с Иммали-Исидорой, а к этому событию кое-как прилажены и некоторые другие эпизоды из «вставных повестей» романа Метьюрина: смерть Олавиды в истории Стентона, внезапная гибель дона Себастьяна в тот момент, когда он хочет изобличить Мельмота, и др. Конечно, весьма прихотливая и запутанная композиция «Мельмота» Метьюрина исключала возможность воспроизведения ее сценическими средствами в той самой последовательности развития сюжета, какую писатель избрал для своего повествования, но французские инсценировщики на этот раз не обратили никакого внимания на глубокий философский смысл романа Метьюрина, на изображенные в нем конфликты и сложные психологические ситуации, и смогли извлечь из всего этого лишь самые внешние мелодраматические эффекты. В этой «мимо-драме» Исидора отправляется в ад тотчас же после свадьбы, а в апофеозе мы видим ее уже на небесах в сонме ангелов, в качестве прощенной невинной девы, с которой снято проклятие «врага человеческого рода»[284]. Существуют свидетельства, что во второй половине 20-х гг. в Париже написана была еще одна «большая и очень поэтическая опера» на тему о Мельмоте Скитальце, но что театральные администраторы отказались ставить ее на сцене под тем предлогом, что они более не хотят иметь дело с «феериями». Эта оперная переделка «Мельмота Скитальца», несомненно более интересная, чем указанная выше «мимо-драма», однако, напечатана не была и партитура ее до нас не дошла[285].
Отразился «Мельмот Скиталец» также во французской живописи романтической поры, и прежде всего в творчестве выдающегося французского художника Эжена Делакруа (1798–1863). Бальзак в своей известной статье о Гаварни (1830), рассуждая о современных ему французских рисовальщиках и карикатуристах, между прочим, мечтал о том дне, когда кто-нибудь из лучших французских художников создаст иллюстрации к «Мельмоту Скитальцу»[286]. Таких иллюстраций во Франции создано не было, но мы знаем, что мысль об этом одно время сильно занимала Эжена Делакруа. Насколько мы можем судить из его дневника (запись от 4 апреля 1824 г.), Делакруа прочел «Мельмота Скитальца» и был так увлечен этим произведением, что задумал к нему серию рисунков[287]. Замысел этот не осуществился, но в 1831 г. Делакруа написал картину, в которой он дал живописное воплощение одного из эпизодов «Мельмота Скитальца», особенно поразившего воображение художника. В 1834 г. эта картина была выставлена в парижском Салоне и была названа в каталоге: «Мельмот, или Внутренний вид доминиканского монастыря в Мадриде»[288]. Затем на несколько десятилетий эта картина исчезла из поля зрения любителей искусств, пока в 1860 г. она не появилась вновь в одном из выставочных залов Парижа («Galérie Français Petit») среди других полотен новейших французских мастеров, но уже под другим названием: «Публичное покаяние» («Amende populaire»). В газете «Moniteur Universel» (в номере от 5 мая 1860 г.) Теофиль Готье поместил большую статью об этой выставке, уделив здесь внимание также и указанной картине Э. Делакруа. «Публичное покаяние, – писал он, – тревожит воображение, создает впечатление таинственное и мрачное, подобно некоторым произведениям Анны Радклиф, Льюиса и Метьюрина». Прочитав эту статью, Делакруа тотчас же написал Т. Готье письмо (от 11 мая 1860 г.), в котором благодарил его за сочувственный отзыв о своем произведении, и прежде всего за то, что критик довольно точно определил, каким литературным источником внушена его картина. «Ваше поэтическое чутье, – писал художник, – как обычно, позволило вам угадать сюжет картины, столь глупо и необоснованно окрещенной названием „Публичное покаяние“. Между тем следовало лишь открыть каталог того „Салона“, где она была выставлена! Сюжет заимствован из „Мельмота“, которым вы, конечно, восхищаетесь так же, как и я; там рассказана патетическая история испанца, заточенного в монастырь. Его влекут к епископу по полу, усеянному битым стеклом, босого, ступающего на
