Мельмот Скиталец - Чарлз Роберт Метьюрин
Статья Т. Готье дает подробное и довольно точное описание указанной картины Делакруа: «В огромном готическом зале с высокими сводами, освещенном мертвенно-бледным светом дня, проникающим сквозь узкие окна, происходит странная сцена, мрачная монастырская драма, тайна которой не просочилась наружу. В левом углу холста изображен епископ или настоятель с митрой на голове, бугорчатой от усеявших ее драгоценных камней. Он сидит на троне, над которым возвышается балдахин, и окружен церковными служками. К нему приведен сюда несчастный, в рубахе; голова его упала на грудь, ноги подкашиваются; он упал бы лицом вниз, если бы его не поддерживали. Из глубины зала с крестом на хоругви приближается призрачная процессия монахов, безучастных в своих рясах, похожих на саваны; на их хмурых лицах – никакой симпатии, никакой жалости; монастырский устав налагает на них каменную маску. Осужденный совсем одинок в этом огромном здании, где монахи кажутся статуями. Из глубины какой камеры для пыток приведен он сюда, после того ли, как отрицал свои воззрения, испрашивая ли прощение своей ошибке или, может быть, своей добродетели? Мы не знаем, дает ли картина определенный ответ на эти вопросы, но мы и не хотим его знать: неизвестность усиливает ужас представленной сцены»[290].
Увлечение Делакруа творчеством Метьюрина было довольно длительным. В одной из рабочих тетрадей художника, в которую он заносил свои заметки и выписки из прочтенных книг, находится выдержка из романа Метьюрина «Молодой ирландец», сделанная, по-видимому, около 1840 г.[291]; в начале 50-х гг. он сделал уменьшенное повторение своей картины на сюжет «Мельмота Скитальца», с небольшими изменениями. Этот холст принадлежал собранию А. Брюйа в Монпелье[292].
Наиболее ощутительное влияние Метьюрин оказал на произведения французских писателей-романтиков. Возможно, что увлечение им Шарля Нодье было не очень продолжительным и что не раз отмечавшееся воздействие Метьюрина на молодого В. Гюго было несколько преувеличено. Тем не менее оно существовало. Так, несомненно, что Гюго внимательно изучил трагедию «Бертрам» в переводе Тейлора и Нодье, и это сказалось в его романе «Ган Исландец», где наибольшее количество эпиграфов (десять) заимствовано автором именно из Метьюрина (прежде всего из «Бертрама», но также из «Мельмота»). «Ган Исландец» (начатый в мае 1821 г. и оконченный в 1822 г.) хотя и представляет собой исторический роман, но он во многих отношениях создан в манере английского готического романа и традиционного восприятия этого жанра французской «неистовой словесностью». «Гана Исландца» с «Мельмотом Скитальцем» сближали уже современники обоих произведений[293]. В самом деле, в их структуре и образах действующих лиц есть известное сходство: и там и тут действуют мрачные герои, зловещие палачи, убийцы и их невинные жертвы, совершаются трагические и страшные события, решаются философские и этические проблемы о преступлении и наказании, об искуплении и каре; в обоих произведениях сгущающийся устрашающе темный колорит повествования определяет таинственный и фантастический сюжет и нервную напряженность действия. Герои романа, например Ган, граф Алефельд и в особенности его подручный Муздемон, как носители злого «сатанинского» начала сродни Мельмоту, так как им вовсе чужды простые человеческие чувства. Критика давно уже отмечала, что они походят на Мельмота даже своим внешним обликом: у них «пылающий», «огненный» взгляд (regard flamboyant – у Гана), «невыносимый» для окружающих их людей, а также леденящий сердце «чудовищный», «адский» смех, раскаты которого слышатся в моменты катастроф или совершаемого преступления[294]. Впрочем, все это – довольно устойчивые признаки «дьявольского» начала, ставшие традиционным отличием образов этого рода в английских готических романах и усвоенные их французскими подражателями[295]. Отмечались и другие возможные заимствования в произведениях молодого Гюго из повестей и драм Метьюрина[296].
Несомненно, что «Мельмот Скиталец» находился также в поле зрения молодого Альфреда де Виньи, хотя мы не располагаем по этому поводу свидетельствами самого поэта, тем не менее на такую догадку наводят разнообразные косвенные данные и произведения Виньи первой половины 20-х гг. Между 1821–1824 гг. Гюго и де Виньи находились в близкой дружбе; приятельскими отношениями они были связаны также с Гаспаром Понсом, который уже был упомянут нами выше как автор сочиненной им феерии на сюжет «Мельмота Скитальца». С другой стороны, из «Дневника» Виньи 1823 г. известно, что в это время он лелеял замысел произведения «Сатана», или «Искупленный Сатана» (как она именуется в письме Виньи к В. Гюго от 3 октября 1823 г.). Этот неосуществленный замысел не следует путать с поэмой Виньи «Элоа», возникшей после незавершенного «Искупленного Сатаны», хотя они безусловно взаимосвязаны. «Элоа» – сложное произведение, возникшее под перекрестным воздействием произведений французской, а также иностранных литератур, в том числе немецкой и английской, но сделаны были попытки выделить среди них то влияние, которое шло к Виньи непосредственно от «Мельмота Скитальца»; налицо явное сходство некоторых стихов «Элоа» со страницами романа, где идет речь о встречах Мельмота с Иммали, а в некоторых отброшенных стихах поэмы открываются соответствия с теми тирадами, где Мельмот с горечью и злостью характеризует ей тот порочный мир, в котором она будет обречена жить; в черновых заметках к «Элоа» можно встретить даже «мельмотовский» смех[297].
Подлинный культ Метьюрина мы находим у Оноре де Бальзака, в сильнейшей степени способствовавшего утверждению не только французской, но и общеевропейской славы ирландского писателя. Бальзак хорошо знал многие его произведения, в особенности восхищаясь его «Мельмотом Скитальцем», и испытал на себе его сильное и продолжительное влияние; оно ощущается во многих, в особенности в ранних созданиях будущего автора «Человеческой комедии»[298]. Один из юношеских романов Бальзака, изданный им под псевдонимом Ораса де Сент-Обена, – «Вековечный, или Два Берингельда» («Le Centenaire, ou les deux Béringheld», 1822), несомненно, является прямым подражанием «Мельмоту Скитальцу». Главный герой этого романтического создания Бальзака, подобно своему образцу, отличается исключительным долголетием, но
