Золото в лазури - Жерар Борегар

– Это уж слишком! – отозвался хор возмущенных голосов.
Но мисс Скотт стояла на своем, и пари состоялось. Именно сегодня, 27 апреля 1897 года, мисс Скотт должна представить на рассмотрение нашего жюри обещанную коллекцию, равную коллекции мистера Кэница.
– А если она проиграет?
– Она уплачивает триста тысяч долларов Вильяму Кэницу.
– А если выиграет?
– Кэница обязуется подарить клубу участок земли для постройки нового здания клуба.
– А как вы думаете, что же выйдет из этого пари?
Инженер Клэйн пожал плечами.
– Господа! – сказал он. – Кто же может предсказать, что может выйти? Но постойте! Вот, кажется, и мисс Скотт.
В самом деле, в комнату, где находились старейшие члены клуба филателистов и знаменитейшие обладатели коллекций почтовых марок, вошла элегантно одетая молодая дама с красивым и энергичным лицом.
– Мисс Скотт? – воскликнул Кэниц, подходя к ней.
– Да, я тут! И я держу свое слово! – ответила вызывающим тоном девушка.
– Вы собрали такую коллекцию, которая не уступит моей?
– Да. Можете изучить ее! Виктория! Давай сюда альбомы и папку с документами. Из коридора появилась всюду сопровождавшая мисс Скотт ее домоправительница и наперсница Виктория, с трудом волочившая распухшую от документов папку и тяжеловесный альбом.
Минуту спустя жюри, члены которого вооружились лупами, словарями, трактатами по филателии, химическими реактивами и т. д., углубилось в изучение колоссальной коллекции мисс Скотт и предоставленных ей документов, относящихся к истории собрания этой коллекции. В этих документах были счета различных крупнейших торговцев мира, удостоверения аукционистов, снабдивших мисс Скотт потребными для пополнения коллекций редкими экземплярами, наконец аттестаты некоторых редчайших марок, подписанные выдающимися авторитетами по филателизму.
Чем дальше подвигалась экспертиза коллекции, тем серьезнее становились лица членов жюри и присутствовавших при изучении коллекции членов клуба, и тем спокойнее и веселее глядела на пораженных филателистов сама мисс Скотт, готовившаяся торжествовать свою победу.
– Но, Кэниц, – вполголоса произнес кто-то из членов жюри, ведь, действительно, это граничит с чудом! За полгода мисс Скотт ухитрилась собрать коллекцию, которая, насколько можно теперь судить, очень мало отстает от вашей!
Кэниц пожал плечами и буркнул:
– Надо досмотреть до конца!
Время от времени тот или иной член жюри обращался к мисс Скотт, прося объяснений, и тут девушка торжествовала: ее объяснения поражали старых филателистов своей точностью, обстоятельностью, изумительным знанием дела.
Экспертиза подходила к концу, и, собственно говоря, последние листы марок и последние пачки документов судьи проглядывали скоро, довольствуясь только тем, что по представленному Кэницем каталогу его собственной коллекции отмечали соответствующие марки коллекции мисс Скотт.
В это время ливрейный лакей клуба вошел в комнату и подал Кэницу только что пришедшее на его имя письмо, конверт которого был облеплен иностранными марками. Извинившись перед товарищами и попросив их закончить экспертизу коллекции мисс Скотт без него, Кэниц распечатать письмо, наскоро проглядел его содержание, потом спокойно положил это письмо в карман.
– Ну, как дела? – обратился он к одному из членов жюри.
– Заканчиваем! – ответил тот. Еще две-три марки… Готово!
– А каковы результаты?
Спрошенный, потирая в волнении руки, ответил громко:
– У мисс Скотт имеется ровно столько же марок, как и у вас, мой милый Кэниц! Ни одной меньше ни одной больше. Ее альбом – полный дубликат вашего альбома! Ваши коллекции абсолютно идентичны!
– Ну, что?! – вскочила со своего кресла, ликуя, мисс Скотт. – Сдержала ли я свое слово? Признаете ли вы себя побежденным, мистер Кэниц?
– Н-не совсем! – улыбнулся «король марок».
Взоры всех окружающих в недоумении обратились к нему.
Что это значит, мистер Кэниц? – нахмурившись гневно спросила противница, молодого человека.
Сейчас, мисс! – ответил он учтиво. – Я позволю себе напомнить одно условие нашего пари.
– То-есть?
– Мы оба, держащие пари, обязуемся не позже восьми часов вечера 27 апреля 1897 года предъявить нашему жюри собранные нами коллекции для сравнения. Не так ли, мисс Скотт?
– Ну, да, конечно! Сейчас уже восемь… и…
– Без трех минут восемь – поправил ее Кэниц.
– Это не важно! Сейчас пробьет восемь!
– Позвольте! До восьми часов секунда в секунду мы оба имеем право предъявлять на рассмотрение жюри наши марки.
– Хорошо! Что дальше?
– Я, в качестве председателя жюри, спрашиваю вас при свидетелях, мисс Скотт: Можете ли вы дополнить представленную вами коллекцию, во всем равную моей, еще каким-нибудь материалом? Нет ли у вас еще какой-либо марки, подлежащей включению в коллекцию?
– Нет! – ответила пылко мисс Скотт. – Но это и не нужно! Сейчас восемь…
– Без одной минуты! – снова с убийственной учтивостью поправил ее Кэниц. Потом, обращаясь к членам жюри, спросил их:
– Признают ли мои коллеги за мной право вплоть до истечения назначенного срока пополнять мою коллекцию?
– Разумеется! – без колебания ответили окружающие.
– А вы, мисс Скотт? – обратился Кэниц к кусавшей губы противнице.
– Разумеется! Но желала бы я знать, откуда вы возьмете хоть какую-нибудь дрянную марку для включения в ваш альбом! Сейчас часы начинают бить! Вы проиграли, мистер «король филателистов»!
– Едва ли! – ответил Кэниц, делая вид, что не замечает иронии противницы.
И, вынув из жилетного кармана что-то, протянул к ближайшему члену жюри со словами:
– Прошу присоединить к моей коллекции эту марку!
– Есть! – ответил тот, бережно взяв поданную марку.
В это время часы медленно, не торопясь, пробили. Было ровно восемь.
– Что это? Что за марка? – оправившись от неожиданности, заговорили, теснясь около стола, наэлектризованные филателисты.
– «Золото в лазури»! – ответил спокойно «король филателистов». – Марка, выпущенная три месяца назад магараджей брамапутрским. Название ее, как видите, происходит от ее окраски по лазоревому полю в рамке из золотых арабесок, золотом же выполненное изображение самого магараджи Брамапутры.
– Я протестую! – послышался дрожащий голос мисс Скотт. – Я… я не признаю…
– Чего вы не признаете, мисс? – с улыбкой обратился к побежденной сопернице Кэниц.
– Это… это не марка! Не почтовая марка! – еле вымолвила девушка.
– Разве? – удивился Кэниц.
– Ну, да! Ни в одном трактате о ней не упоминается!
– Потому что последний каталог вышел три с половиною месяца назад, мисс! Эта марка попросту не вошла еще в каталоги, но теперь войдет!
– О ее существовании никто не знает!
– Не знали раньше? Хотя и это неверно. Но теперь будуть знать!
– Но… но… настоящая ли она? – уже совсем упавшим голосом прошептала мисс Скотт, видевшая, что желанная победа выскользнула из ее рук.
Кэниц презрительно пожал плечами и потом вынул из того же кармана жилета полученное им несколько минут назад письмо.
– Я думаю, – сказал он, – мои уважаемые коллеги признают, что свидетельство парижского торговца почтовыми марками месье Лемуанье чего-нибудь да стоит?
– Конечно! Лемуанье – общепризнанный авторитет, третейский судья по всем вопросам, связанным с коллекционированием почтовых марок.
– Ну, так вот