Золото в лазури - Жерар Борегар
Расставшись с Джоном, Виктория не заметила сама, как добрела, идя по Елисейским Полям, до угла авеню Мариньи.
Здесь ее внимание было привлечено шумом толпившихся около одной скамьи подростков. Виктория остановилась и стала прислушиваться.
Место это играет большую роль в жизни любителей собирать почтовые марки и имеет собственную историю. Хотя почтовые марки вошли в общее употребление, собственно говоря, только с 1840 года, но уже двадцать лет спустя, именно в 1860 году, в Париже имелся особый вольный базар, где собирались коллекционеры марок для купли, продажи и обмена своих сокровищ. Базар этот располагался в Тюильри, у подножья знаменитой статуи Дианы-охотницы. Сначала там собирались только мальчуганы-школяры, забавлявшиеся любительским коллекционированием марок, как собирают стальные перья, этикетки от сигарных коробок и прочее. Но уже в 1859 году в Париже имелись три полноценных магазина, торговавших коллекциями почтовых марок, а в известные дни у Дианы-охотницы собирались гимназисты, реалисты, кадеты, с шумом и гамом совершающие свои сделки по части обмена марками.
Полиция обратила внимание на эти сборища и принялась разгонять коллекционеров, запружавших аллеи. После многих препирательств коллекционеры обосновались на углу авеню Габриэль и авеню Мариньи. Но в 1880 году и тут их сборища действительно слишком шумные и многолюдные, подверглись притеснениям со стороны полиции. Полиция была вынуждена пойти на компромисс и отвести для коллекционеров свободное местечко возле театра Фоли-Мариньи.
Именно сюда и забрела сегодня Виктория, еще не совсем успокоившаяся после ссоры с Джоном Кокбэрном, и именно тут она увидела галдевшую о чем-то толпу мальчуганов, окружавшую какого-то подростка, который сидел на скамье.
Речь могла идти только о какой-нибудь марке, и Виктория заинтересовалась.
В самом деле, в распоряжении подростка была марка невиданной формы, с никем неведомыми надписями и роскошным рисунком. Лазурное поле, покрытое тончайшими золотыми арабесками… Словом, это была брамапутра.
Учитывая то, что в данном месть собирались только начинающие любители тимбрологии, почти сплошь юнцы, которые не имеют возможности вести научно свое коллекционирование и зачастую совершенно не знакомые с серьезными трактатами по тимбрологии, не было удивительным, что никто из собравшихся около счастливого обладателя странной марки не имел ни малейшего представления о ее ценности. Многие даже сомневались, марка ли это.
И брамапутра переходила из рук в руки, и каждый, посмотрев на нее, высказывал свои более или менее остроумные соображения! А мальчуган искоса с понятной тревогой следил за странствованиями своего сокровища, опасаясь, что оно как-нибудь бесследно исчезнет в чьем-нибудь кармане.
Виктория, проталкиваясь сквозь толпу, только мельком увидела брамапутру, и кровь хлынула ей в лицо.
– Даю пятьдесят франков! – крикнула она владельцу марки.
И в то же мгновенье кто-то положил свою руку на плечо взволнованной девушки, и голос Кэница произнес добродушно и насмешливо:
– А, Виктория! И вы тут? Какое сокровище собираетесь вы приобрести за пятьдесят франков?
Мальчуган, который прежде готов был отдать брамапутру за пару франков, услышав предложение Виктории, побагровел. Одним прыжком он добрался до того из любопытных, в руках которого была сейчас брамапутра, буквально вырвал ее и спрятал в карман.
– Ну, что же? – кричала Виктория, тревожно оглядываясь на стоившего за ее спиной Кэница. – Даю пятьдесят! Давайте мне марку!
– Нет! – ответил мальчуган. – За пятьдесят? Нет себе дороже стоит, мадам!
– Шестьдесят!
– Нет! Дудки!
– Семьдесят! Восемьдесят! Нет? Сто франков!
Мальчуган заколебался.
Для него сто франков было целым богатством, о котором он и не мечтал!
– Давай, давай! – советовал кое-кто из толпы.
– Не давай! Сто? Мало!
– Нет! – сказал мальчуган, весь покрываясь потом. Сто, это мало! За такую прекрасную голубую с золотом индийскую марку…
– Покажите ка мне, молодой человек! – выдвинулся сделавшийся внимательным Кэниц. – У вас имеется какая-то индийская марка?
И прежде чем Виктория успела ахнуть, мальчуган показал королю тимбрологов свое сокровище. Разумеется, Кэниц сразу же признал брамапутру. Его это очень удивило: он никак не мог понять, каким образом столь редкий экземпляр мог оказаться в руках уличного мальчугана, совершенно не знающего ценности брамапутры. Но размышлять долго было некогда.
– Даю полтораста франков, – сказал Кэниц.
– Двести! – взвизгнула вне себя Виктория.
Завязался форменный торг между двумя соперниками. Мальчугану оставалось только поглядывать исподлобья на конкурентов и ждать, когда они утомятся набавлять деньги.
Тем временем вокруг собралась целая толпа.
– Даю пятьсот! – заявила Виктория.
Кто-то из толпы крикнул мальчугану:
– Отдавай, отдавай, дубовая голова! Только смотри, чтобы не всучили фальшивые деньги!
– Даю тысячу! – отозвался Кэниц.
Виктория беспомощно оглянулась: у нее в кармане было только около трехсот франков.
– Даю тысячу двести! – закричала она. – Только вы пойдете со мной в мой отель, потому что у меня при себе мало денег!
– Ого! – зашумела толпа. Кто-то насмешливо захохотал.
– Надует! Непременно надует! Не ходи, мальчик! Кто покупает, деньги на бочку!
– Но, Боже мой! – бормотала сконфуженная и бледная Виктория. – Я же говорю, пойдемте в мой отель…
– Берите, молодой человек, тысячу наличными – наклонился к обладателю брамапутры какой-то старичок.
И минуту спустя брамапутра оказалась в бумажнике Кэница, а мальчуган, неожиданно получивший целую тысячу франков и опешивший от радости, удалялся от своеобразного базара, взволнованно повествуя какому-то товарищу:
– Понимаешь, Жан? Иду я это по улице, – руки в карманах. Свищу! И, вдруг, смотрю, в траве под тополем валяется этакий голубой клочок…. Посмотрел – должно-быть, почтовая марка! Но что за марка? Я туда, я сюда! Никто ничего не знает! Жак давал, мне за нее три швейцарские марки, и я, дурак, был готов согласиться!
– Остолоп!
– Ну, да! Но кто же знал? А потом мы с Жаком, разошлись, ну, и… Тысяча франков! Ты что-нибудь понимаешь, Жан?
– Понимаю только то, что ты страшно богат!
И мальчуганы исчезли.
Тем временем Вильям Кэниц добрался до своего отеля, достал увеличительное стекло, вынул полученные от Лемуанье фотографии брамапутры, долго внимательно разглядывал только что купленную марку и фотографии, а потом присвистнул и засмеялся.
– Джон! – крикнул он. – Иди сюда, Джон!
– Чего изволите? – приблизился Джон Кокбэрн.
– Слушай, Джон! Ведь ты тоже собираешь коллекцию марок?
– Точно так, сударь! Я только собираю особые марки: фальшивые! Поддельные!
– Ну, да! Так вот, я могу подарить тебе великолепнейший экземпляр артистически подделанной брамапутры. Дороговато заплатил я за эту дрянь. Виновата твоя Виктория… – Моя Виктория?
– Ну, да. Она торговалась как ненормальная. И счастье, что у нее в кармане было мало денег. А то она потеряла бы порядочную сумму! Но бери же, бери свое поддельное сокровище!
Джон Кокбэрн дрожащими руками взял голубую с золотом марку, и стон вырвался из его
