Испанская баллада - Лион Фейхтвангер
Альфонсо со своей возвышенности наблюдал за ходом сражения. Он видел, как ринулись в атаку рыцари Калатравы, как были отброшены, опять ринулись в бой, опять отступили и наконец прорвали ряды врагов. Они неудержимо шли вперед, его калатравские рыцари! Скоро они достигнут красного походного шатра халифа и пришлют вестника победы, тогда и он, Альфонсо, введет в бой оставшиеся полки и окончательно сокрушит врага.
Пока что король и его приближенные смотрели и ждали, наслаждаясь зрелищем битвы. Внизу, на равнине Арройос, стали явью поэтические грезы Бертрана де Борна. Вот они, несущиеся в атаку, сражающие и сраженные. Вот он, воинственный клич: «А lor, а lor!», перебиваемый криками «Аллах!» и «Мухаммад!», и ржание израненных коней, потерявших всадников. Сердце Алазара готово было разорваться от радости. Он жадно впитывал всем своим существом эту божественную мешанину, в которой было все разом – смерть и слава, победа и мученический венец. Он жалел только об одном – о том, что облако пыли скрывает подробности битвы. Но он видел вокруг себя страстные, разгоряченные, радостные лица короля и его рыцарей, и его собственное лицо было таким же радостным, и он вытирал слезившиеся глаза, чихал от пыли, забивавшейся в ноздри, и смеялся.
Но тут случилось нечто неожиданное. Зыбкое облако пыли сделалось гуще – было почти невозможно разобрать, что происходит. Одно стало ясно: бой приближается к их возвышенности. А это значит – сражение идет за спиной у рыцарей Калатравы. Всадники в тюрбанах вдруг показались у самого стана кастильцев. Они атаковали еврейские отряды, охранявшие лагерь. Да, евреи уже сражаются, храбро дерутся, и громко раздается их древний пронзительный боевой клич: «Хедад, хедад!» – они не отступают, держатся крепко. Но их всего три тысячи, вражеских всадников намного больше. В мозгу Альфонсо на миг мелькнуло предсказание дона Симеона: сражаться в субботний день – накликать несчастье.
Только как же могло случиться, что мусульманские всадники вдруг вырвались вперед? Да еще в таком количестве? И где же, бога ради, калатравские рыцари?
Король догадывался, что произошло, но не хотел в это поверить. Пятьсот раз по тысяче воинов было в войске халифа – так доносили лазутчики, но Альфонсо только смеялся им в ответ. И вот враг приближается, и несть конца его полчищам. Из завесы пыли выскакивают все новые и новые воины в тюрбанах, пешие и конные. Нет, теперь не до смеха.
А дело было так. Рыцари Калатравы, опьяненные победой, углублялись все дальше в ряды неприятелей. Они не обращали внимания на адскую жару, на пыль, мешавшую дышать. Земля дрожала от грохота битвы, но рыцари слышали лишь собственные крики и крики поверженных врагов. Как в дурмане, почти обезумевшие в этой кровавой мясорубке, продвигались они все дальше в непроглядном облаке пыли, затмившем солнце.
Мусульманский главнокомандующий андалусец Абдулла бен Сенанид, умудренный в ратном деле, предвидел, что так случится. Он намеренно позволил рыцарям прорваться столь далеко, он не слишком препятствовал их яростному натиску. Тем временем он скомандовал альмохадским полкам заходить с обоих флангов, а кроме того, привел в готовность страшные дальнобойные метательные орудия. Воины-альмохады, превосходные арбалетчики, незаметно соединились в тылу калатравских рыцарей и отрезали их от остальных христианских полков и от лагеря. В итоге под Аларкосом произошло то же самое, что в битве при Хиттине. Мусульманские арбалетчики стреляли в коней христианских рыцарей – стоило повалить лошадь, и всадник в тяжелых доспехах становился беспомощным. К тому же катапульты халифа стали метать в ряды христиан огромные камни. «Началось ужасающее побоище, – сообщает хронист Ибн Яхья. – Все они были в стальных латах, эти неверные, и кони их тоже, и были они лучшими из лучших в своем войске, однако это им не помогло. Перед битвой они усердно взывали к своим трем богам и клялись, целуя свои кресты, что не сделают в этом бою ни шагу назад, пока хоть один из них останется жив. На благо правоверным Аллах содеял так, чтобы клятва сия исполнилась дословно».
Пользуясь огромным численным превосходством своих полков, Абдулла бен Сенанид одновременно предпринял атаку на другом направлении, за спиной у калатравских рыцарей. Чтобы окончательно истребить неприятельское войско, он бросил на лагерь христиан отборную андалусскую конницу.
Именно эту атаку и наблюдал Альфонсо со своего холма.
– Что ж, теперь очередь за нами! – воскликнул он яростно и весело.
Они помчались вниз, к лагерю. Отряд их был большим, но все же недостаточным по сравнению с нахлынувшими толпами мусульман. Пришлось отступить, не достигнув лагеря, уйти выше по склону горы. Рыцари отступали, соблюдая порядок, сомкнутым строем и не позволили мусульманам обойти их с флангов. Они держали неприятеля на расстоянии, иногда предпринимая небольшие контратаки.
Дон Альфонсо был в самой гуще сражения. Огромного поля брани он видеть уже не мог, он думал только о том, что творилось прямо под боком. Он задыхался от пыли и от жары: все кругом было окутано маревом, в глазах рябило. Он слышал резкий звук рогов, бой барабанов, дикие выкрики мусульман и голоса друзей: «Руби! На помощь! Сюда!», заглушаемые смутным зловещим грохотом сечи, доносившимся со всех сторон. Сердце переполняла глухая ярость и вместе с тем упоительная отрада. Он ликовал, размахивая Fulmen Dei, своим добрым мечом, – ликовал, когда падал враг, и даже когда падал друг, на душе было горестно и сладко.
Постепенно враги оттеснили рыцарей до середины горы. Король снова предпринял контратаку. Кастильцев оставалось около восьми сотен, не больше, но они отчаянно врезались в неприятельскую пехоту. Мусульманский воин с расстояния в несколько шагов нацелил копье на дона Альфонсо. Но Алазар рубанул копейщика раньше, чем тот успел нанести удар. Юноша звонко рассмеялся.
– Не повезло ему, государь! – выкрикнул он посреди дикого грохота битвы. Но в следующее мгновение сам был ранен, выпал из седла и запутался ногой в стремени, и конь еще немного протащил его по земле.
Остальные рыцари продолжали атаку – гнали вниз по склону вражескую пехоту. Вокруг короля и его приближенных очистилось небольшое пространство.
Дон Альфонсо сошел с коня, все еще в каком-то беспамятстве, исступлении чувств. Подошел к Алазару, склонился над ним. Приподнял забрало, сам не зная зачем, снял с юного оруженосца шлем,
