Цветы в зеркале - Ли Жу-чжэнь
С этими словами Сяо-шань взяла Жо-хуа за руку и повела ее за собой.
– Вот не знала, что ты умеешь читать древнее головастиковое письмо, – сказала Жо-хуа, следуя за подругой.
Девушки только было собрались войти в беседку, как вдруг в ней послышался треск, все вокруг озарилось красным светом и в пылающих лучах стал вырисовываться образ бога Куйсина. Но, как ни странно, это была женщина. В левой руке она держала кисть, в правой ковш. Лицо богини можно было сравнить с нежным цветком или со светлой луной, и вся она была прекрасна, как бессмертная фея. На радужном облачке, окруженная лентами обвивавшихся вокруг нее огненных лучей, она тут же поднялась в воздух и полетела к созвездию Ковша. Жо-хуа, удивленная, обратилась к Сяо-шань:
– Мы с тобой больше других божеств почитаем бога литературы, но никогда не думали, что он может являться и в образе женщины. Оказывается он имеет два облика.
– Когда мы вернемся на родину, – сказала Сяо-шань, – и нам встретится храм этого бога, обещаю рядом с его мужским изображением поставить женское в честь того, что нам посчастливилось сегодня лицезреть его в образе богини.
Девушки совершили земной поклон вслед вознесшемуся божеству и вошли в беседку. Там оказался бирюзовый яшмовый престол с двумя каменными колоннами, над которыми красовалась надпись: «Цветы в зеркале, луна в воде», а на колоннах были две параллельные надписи:
«Кто скажет, что мало красавиц на свете»,
«Кто скажет, что доля их всех хороша».
На престоле возвышалась стела из белой яшмы. Она была высотой не более восьми чи, зато шириной в несколько чжан.
На стеле были высечены имена ста девиц; каждая из них значилась как небесная покровительница какого-нибудь цветка и имела свое прозвище. Расположены они были в таком же порядке, в каком располагаются имена в указах со списком выдержавших государственные экзамены на ученые звания, и рядом с каждой фамилией было указано место, занятое девицей на экзаменах.
Сяо-шань прочла весь список и невольно задумалась:
«Отец приказал мне называться Гуй-чэнь. И мое новое имя под моей же фамилией Тан значится здесь одиннадцатым в списке. Как странно. Но здесь, в этом списке, оказывается, есть и Жо-хуа, и Вань-жу, и Лань-инь. Помнится, у древних было выражение: ‟Видеть во сне, небесный указ, [363]„. Может быть, этот список как раз и есть “небесный указ„? Если это так, то почему же здесь говорится о покровительницах цветов? Нет, значит, это все-таки, пожалуй, не указ».
Сяо-шань поделилась своими сомнениями с Жо-хуа:
– Не кажется ли тебе, что на этой стеле высечен «небесный указ»?
– Мне ничего не кажется, – ответила та, – кроме того, что передо мной плита, сплошь покрытая древними иероглифами в стиле «чжуань» [364]. И какой тут я могу увидеть «небесный указ», когда я здесь вообще не разберу ни слова?
– Я тебя серьезно спрашиваю, а ты вдруг вздумала шутить! – рассердилась Сяо-шань.
– С чего ты взяла, что я шучу?
– Как же не шутишь, ведь слова, которые высечены на этой стеле, написаны самым обычным уставным письмом, а ты говоришь о каком-то древнем «чжуань».
Жо-хуа потерла глаза, уставилась на плиту и стала внимательно разглядывать надпись.
– Нет, – сказала она подруге, – здесь каждое слово, так же как и надпись на вывеске у входа, изображено древним письмом. Если бы я здесь разбирала хоть одно слово, ты могла бы упрекать меня в том, что я дурачу тебя, а так о каких же шутках может идти речь?
– Но ведь совершенно ясно, что все здесь начертано самым обычным уставным письмом, – возразила ей удивленная Сяо-шань. – Почему же тебе все это кажется древними письменами? Удивительное дело! Теперь понятно, почему ты вначале говорила о том, что я умею читать головастиковое письмо. Выходит, что в любом деле все зависит от судьбы. Мне, например, дано судьбой постичь все то, о чем здесь говорится, и потому я все сразу прочла. А тебе, наверно, не дано. Поэтому тебе и видятся какие-то древние письмена.
– Да, я ничего на этой стеле не могу разобрать. Но раз ты сумела все прочесть, так растолкуй мне, пожалуйста, что там написано.
– Здесь сказано, что случится с нами в будущем. Всего здесь говорится о судьбе ста девиц. Но если ты ничего не могла прочесть, значит, все, о чем здесь говорится, свято и об этом никто не должен знать. Присочинять же и рассказывать тебе небылицы только для того, чтобы что-нибудь ответить, я не хочу. Это значило бы просто обманывать тебя. А сказать правду я не решаюсь, так как боюсь выдать тайну неба и тем самым навлечь на себя беду. Ведь рано или поздно все, что предсказывается в этом списке, непременно сбудется в жизни. Поэтому я охотно расскажу тебе то, что узнала сегодня, но только потом, когда все это действительно начнет сбываться. Согласна?
– Да! Ты совершенно права, – согласилась Жо-хуа и добавила: – Знаешь, я гляжу на эту стелу, и у меня кружится голова от красных лучей ее сияния. Да и стоять-то здесь мне скучно: все равно не могу прочесть ни слова. Я лучше выйду и прогуляюсь, а ты оставайся, почитай еще и постарайся хорошенько запомнить все, что здесь говорится. Когда-нибудь расскажешь нам – это будет очень интересно.
– Вот ты говоришь, что от яшмовой плиты исходит красное сияние, – сказала Сяо-шань, – а мне опять представляется другое. Я вижу лишь легкую прозрачную дымку. Но раз ты видишь красное сияние, значит, тебя ждет в жизни великое счастье, а мне не дано быть счастливой.
– Ну что ты! – возразила ей Жо-хуа. – Я ведь теперь одна-одинешенька и живу на чужбине. Единственное, о чем я мечтаю, это выдержать экзамен и получить звание цайнюй; этим я была бы вполне удовлетворена. О каком еще великом счастье для меня может идти речь? Если бы оно мне было дано, разве пришлось бы мне искать прибежище в чужой стране?
При этих словах по щекам Жо-хуа покатились слезы. Плача, она сняла с себя узел, положила его на каменный столик и вышла из беседки.
Когда Жо-хуа ушла, Сяо-шань опять стала разглядывать стелу и увидела, что после списка фамилий есть еще и послесловие. В послесловии было написано следующее:
«Я, хозяин „Беседки слез“, скорбя о доле девиц, нашел нужным поставить в этом списке имя Ши Ю-тань [365] первым и Ай Цуй-фан [366]
