Дикие питомцы - Медланд Амбер

19.11.16 13:33

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Дорогая Айрис!

Если ты еще раз назовешь его Доктор Любовь, меня точно стошнит. И тебе придется объяснять моей матери, как я умудрилась захлебнуться на суше.

Справедливости ради: в тот момент я полагала, что ты уполномочила меня с ним поговорить. Не будь идиоткой: из общего у нас с ним только то, что мы оба очень скучаем по тебе.

хохохо

Эзра уехал на гастроли в Европу. Я отмечаю дни их концертов в календаре – и это единственные цветные кружки за весь месяц. Общаемся мы в Скайпе.

Я ворчу, что Нэнси всегда получает то, что хочет.

Но счастлива ли она от этого? – спрашивает он.

Ты мне скажи.

Мы с ней оба не спим допоздна, отвечает он. И разговариваем только о тебе.

Когда она расспрашивает о группе, ты отвечаешь, замечаю я.

Например?

Я ничего не успеваю вспомнить, как он уже продолжает. В любом случае это другое. Нэнси спрашивает о фактах. А ты – о моих чувствах. Тебе не нравится, что мы дружим? Сдвинув брови, он продолжает – вот силюсь вспомнить, о чем был самый долгий наш с ней разговор. Кажется, это случилось вскоре после твоего отъезда. Она меня перебила, и я решил, что ей срочно необходимо дать мне какой-то ценный совет. А она так серьезно посмотрела на меня и сказала: «Даже Одиссей плакал». Эзра качает головой. Она такая закомплексованная, что это реально утомляет.

Да она самый уверенный в себе человек из всех, кого я знаю!

После я демонстративно спрашиваю о фактах – как они готовились к турне и все такое. Эзра что-то раздраженно буркает. А несколько часов спустя присылает письмо.

21.11.16 00:51

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Прости, что сорвался. Просто я постоянно должен держать все под контролем. Деваться некуда, я обязан стать человеком, которому под силу все это вывезти. Мы словно все время перемещаемся из одной крохотной коробочки в другую, из другой – в третью. Всю последнюю неделю я постоянно надеваю футболку шиворот-навыворот. Мы встаем в шесть. От четырех до восьми часов проводим в минивэне, в тесной темной клетушке, потом выгружаем оборудование в подвал без окон, где воняет пивом и потом, затем впятером ютимся в маленькой раздевалке. Концерт играем тоже в коробочке, а после собираем манатки и едем ночевать в последнюю коробку – гостиничный номер. Нюхаем кокс, чтобы взбодриться, и пьем, чтобы вырубиться. Самое интересное, что я видел за последнее время, – это тележка горничной. У меня двухнедельное обезвоживание.

Я учусь отправлять только одно сообщение из десяти, что приходят мне на ум. Может, стоит завести новый телефон и писать самой себе?

Создам свой собственный отдел невостребованных писем, говорю я Нэнси.

Как Бартлби, кивает она. Или Гумбольдт? Ну, помнишь, у Сола Беллоу?

14

Лиза завела в Вотсапе чат под названием «Ужин для неудачников» и добавила туда всех, кто не может или не хочет ехать домой на День благодарения. Кидает туда ссылку на статью «Как общаться с дядюшкой-Трамполюбом». Потом разводящий руками эмодзи. А следом пишет: «Вообще-то можно просто перестать с ним общаться».

Всю неделю я выходила из дома только в университет. Не могу заставить себя высунуть голову в окно и поэтому устанавливаю на телефон приложение, подсказывающее, что надеть. Мою голову, волосы ощущаются до странности тяжелыми, как змеиный хвост.

Рэй зовет поужинать у них. Пишу Линдси сообщение с благодарностью за приглашение. И добавляю, что, к сожалению, не в настроении отмечать геноцид.

Я так редко выхожу из квартиры, что мне даже не жалко денег на такси. Единственный способ выжить – уменьшить вероятные последствия тех или иных ситуаций, сузив круг решений, которые мне приходится принимать. Реми живет в Гарлеме, на Морнингсайд-Хайтс.

Сэм открывает дверь и обнимает меня одной рукой. За ухом у него мазок муки, я стряхиваю ее.

Подлива, объясняет он.

Милый фартучек, говорю я. Такой брутальный.

У него за спиной мигают гирлянды. Брюс Спрингстин из колонок поет «Танец в темноте».

Как-то я призналась Сэму, что Спрингстин – моя тайная страсть. Неодобрительно качаю головой и прохожу в квартиру. Кухонная стойка заставлена разнообразной едой: пирожки с орехами, блюдо со сладким картофелем. Реми и Конрад по очереди тычут шпажкой в кусок мяса.

En garde[18], восклицает Конрад. Я же говорил, что оно готово. Никакой крови!

Фу, морщится Лиза. Она пьет розовое вино со льдом. Реми подходит к ней сзади и обнимает за талию.

Спасибо, что пригласили, говорю я.

Не за что, отзывается Лиза. Его благодари.

Всего гостей семеро, но настоящих чужаков только трое – я, канадка и девушка с севера. Мы с ней как-то схлестнулись на семинаре, когда она заявила, что в Англии классовое неравенство ощущается острее, чем в Америке, а я случайно фыркнула. Я имела в виду, что в Америке, например, больше бездомных, но не успела и рта открыть, как Финн вставил: «Подумаешь, у вас в Индии вообще касты». И меня затопила такая ненависть к нему, что объяснять ничего уже не хотелось.

К какой касте мы относимся? – однажды спросила я у Тесс. Мне тогда было лет шесть. И на хинди я знала только одну фразу: «Мой папа уехал в командировку». В определенном смысле так оно и есть, язвительно комментировала ее Тесс.

В тот раз она холодно улыбнулась, глядя в окно. И это ясно дало мне понять, что лучше бы сменить тему.

Почему ты спрашиваешь?

Дедуля сказал, что ачута бханги всегда метут улицы.

Дальше мы ехали молча под рев клаксонов, и мне казалось, будто я уменьшаюсь с каждой секундой. Когда водитель заговорил по телефону с женой, Тесс резко обернулась ко мне. Никогда больше не произноси этого слова. Каста не имеет никакого значения, особенно в твоем случае. К тому же это противозаконно. Она отвернулась к окну, а затем, противореча самой себе, соединила кончики пальцев и сказала: Шудры – рабочие, вайшьи – земледельцы и торговцы, кшатрии – воины, брахманы – жрецы, академики и профессора.

Я поняла, что еще успеваю задать последний вопрос, прежде чем она окончательно меня заморозит. А мы богаты?

Спроси своего отца, рассмеялась она.

Держу в руках две бутылки вина – красного и белого. Все, кроме Лизы, пьют пиво, и меня так и подмывает украдкой спрятать одну из них к себе в сумку.

Типичная Айрис, бросает Лиза. Но я в этот вечер всех люблю, даже ее. Возможности искрят в воздухе, как электрические разряды. И я определенно чувствую себя в своей тарелке. Рассказываю о своих приключениях в Нью-Йорке. Мы не в баре, и поэтому меня все слышат. Потом я помогаю мыть посуду и, пока Сэм отвлекает Реми, стряхиваю в канализацию выуженные из подливки черные бобы.

Домой мы идем пешком мимо строительных лесов и металлических столбов, заслоняющих от нас луну. Сэм пьян, но держится неплохо. А меня так и тянет пуститься бегом. Он хочет научить меня ловить американские такси. До сих пор у меня это не получалось.

У такой умной девушки? Не может быть!

Мы останавливаемся у дверей его дома. Сэму никак не удается попасть ключом в замочную скважину, и я, пользуясь случаем, разглядываю фигуру ангела, держащего в руках часы. Потом отвожу глаза.

Может, зайдешь? Покажу тебе свою квартиру, предлагает Сэм. Это не отель «Риц», конечно, но для здешних краев вполне неплохо. Правда, у меня есть соседки, добавляет он. Не знаю, дома ли они сейчас.

Я вдруг чувствую себя очень пьяной. Прислоняюсь лбом к столбу и разглядываю разрезанную надвое луну. Каблуки подо мной подламываются. Сэм ловит меня за руку.

Ух ты, полегче, говорит он. Давай-ка раздобудем тебе попить. Мы поднимаемся по ступенькам друг за другом, изображая бродвейскую прогулку – это когда шагаешь за человеком след в след, вынуждая его идти быстрее. Этакий медленный пьяный канкан. Падение вверх по лестнице.