Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян
Он взял бадью и прижал к груди. Ш-ш-ш!.. «Никого нет». Погладил стенки бадьи.
«Хорошая посуда для спаса[23]? У Шахбаза есть такая же, только белая».
Пилос зачерпнул пригоршню золота и поднес к глазам. Высыпал обратно. Понял, что это его золото, и стал обнюхивать.
— Э-ге-ге!.. — донесся зов.
Надо было отвечать. Крик пронесся по горам.
— Э-э-э!..
Солнце слегка померкло, потом засияло сильнее прежнего. Золото заблестело, словно говоря: «Бери кто хочет. Не к тебе, так к нему пойду». Пилос накрыл бадью тряпкой и хитро, по-лисьи, осмотрелся. Никого не было видно. В нем проснулась жажда деятельности. Отложив бадью в сторону, он выкопал под кустарником новую яму.
Пилос копал, а девушки-лебеди пели. Он копал, а девушки танцевали. Он все копал. Из-за камней и кустов кто-то подглядывал.
Пилос выбросил из ямы последнюю пригоршню земли, опустил туда бадью, засыпал землей, поднялся. Огляделся вокруг. Кешкендский пастух Минас брал из родника воду. Увидев Пилоса, он сказал:
— Здравствуй, Пилос.
Затем поднес кувшин к губам в стал пить. Он пил и нарочно пил воду так, чтобы в кувшине булькало. Напился, остаток вылил, набрал еще воды и хотел уже идти, как вдруг заметил, что Пилос стоит на том же месте и тупо на него смотрит.
— Что, Пилос?
Никакого ответа.
Минас удивленно подошел к нему:
— Слушай, с тобой что-нибудь случилось? В лице ни кровинки.
— С-случилось?.. Что случилось?
— Послушай, может, волки здесь прошли?
— В-волки з‑здесь пробежали...
«Видать, здорово напугался».
Трах!
Пилос схватился за щеку и с ужасом посмотрел на Минаса. Минас был здоровый, сильный. Пилос — маленький, щуплый.
— Выпей немного воды, — пастух подал ему кувшин.
— Не хочется.
Минас насильно приложил кувшин к его губам:
— Пей.
Он выпил.
— Еще.
— Хватит.
— Хоть тресни, а должен выпить.
Пилос выпил еще.
— Ох, спасибо, Минас, насилу очухался.
— Ну, вот и все, испуг прошел, — воодушевился Минас. — Не бойся: волки в одиночку к стаду не подходят.
Он погрузил кувшин в родник, набрал воды и пошел.
Немного погодя его голос послышался уже с другой стороны горы:
— Э-ге-ге!..
Гора заслонила солнце.
Петухи вошли в курятник и притихли. Куры уселись на насест. Стадо Абаны еще не вернулось.
Пастух молодняка еще до захода солнца пригнал телят, чтобы до возвращения стада их привязали и они не встретились с коровами. Телята уже давно на привязи, призывали матерей.
Стада все не было.
Пастух Минас принес известие: «В горах появились волки. Пилос испугался, ой как испугался! Влепил я ему разок, дал выпить кувшин воды — он пришел в себя».
«С Пилосом что-то случилось!»
Весть дошла до Назлу. Она выбежала на улицу, заголосила, хотела идти в горы — мужчины не пустили.
«Кто знает, что там стряслось. Женщина ведь, еще пойдет, увидит...»
Несколько человек взяли дубинки и поднялись на гору Гогр. Навстречу им стадо. Коровы целы. Пилоса нет.
— Пилос!..
— Эй, Пилос!..
— Эгей, Пилос!..
Двое мужчин вместе со стадом спустились в деревню. Все узнали, что Пилос исчез. Кто был свободен, поспешил в горы: «Пойду посмотрю, что там стряслось». Кто был занят, закончил работу и тоже отправился туда: «Пойду узнаю, нет ли вестей о Пилосе».
Две женщины подхватили Назлу под руки. Она рыдала.
— Пропади они пропадом, ваши коровы!.. Извели моего Пилоса...
С плачем и причитаниями женщины шли за мужчинами в горы. Мелькнула какая-то тень. Догадались, что это человек. Подошли поближе. Тенью оказался Пилос.
Он еще издали услышал голос Назлу и хотел крикнуть:
— Назлу, я иду!.. Иду!
Но, увидев, что с ней еще кто-то есть, притаился. Потом не выдержал:
— Назлу, я иду!.. Иду!..
— Ой, Пилос-джан, вырвался из когтей волка, бедный мой!
Назлу хотела сказать «любимый», но постеснялась и сказала «бедный». Пилос не хромал, и по нему не видно было, чтобы он был ранен. Завернув бадью в тряпку, он привязал ее к палке и перевесил через плечо. Окруженному женщинами Пилосу показалось, что на него напали разбойники. Он снял с плеча узелок и взял его под мышку.
— Ну, рассказывай, что случилось?
Занятый своей бадьей, Пилос и не заметил, что коровы в свой обычный час вернулись в деревню и он остался в горах один. Теперь надо было что-то сочинить.
— Проклятые волки напали, чуть не перегрызли все стадо. Я взял дубинку, погнался за ними... э-э-э... завели меня в ущелье... я вернулся... э-э-э... а стада нет.
Все поняли, что Пилос говорит неправду, но простили ему. Со слов Минаса они знали, что Пилос напуган, и не хотели огорчать его. Поблагодарили бога, что в стаде не было потерь, и вернулись домой. Более опытные предположили, что Пилос наелся диких ягод, у него заболел живот, вот он и остался в горах, а сказать стесняется. Некоторые в недоумении пожимали плечами: «Так мы и не добились толку от Пилоса».
Войдя в дом, Пилос положил узелок на пол и сел на него. У Назлу была привычка доставать из узелка ягоды, зелень, грибы. Но в этот раз ей и в голову не пришло спросить: «Пилос-джан, что ты принес?» Сел на узелок, — значит, ничего в нем нет.
Пришли любопытные соседи. Пилос отвечал на вопросы, не вставая с узелка. Поужинал, сидя на нем.
Наступила ночь. Назлу постелила постели. На одну уложила мальчика.
— Пилос-джан, давай и мы ляжем.
Пилос знал, что Назлу засыпает поздно. Она еще развернет узелок и достанет сумку, чтобы положить туда хлеба на завтра. Он не двинулся с места.
— Пилос!
— Мне не хочется спать, Назлу, ты ложись.
— Как это? Ведь утром тебе снова в горы идти. Вставай.
Подошла и своими пальчиками расстегнула рубашку Пилоса. Она была такая нежная, такая добрая, что у Пилоса появилось желание сказать: «Знаешь, Назлу, я нашел бадью». Но он подумал, что ребенок еще не спит, и ничего не сказал. «Пойдет на улице разболтает».
— Ладно, Назлу-джан, только выйду сейчас и вернусь.
Улучил момент, взял узелок и вышел.
Темная ночь, беспокойные звезды. Они, наверное, о чем-то кричат, но их голоса не доходят до нас. Пилос поднялся на крышу. Там был маленький стог сена. Он сам скосил, траву притащил на спине и сложил сюда, чтобы потом купить корову. Разворошив край стога, он спрятал туда бадью. Потом




