Под стук копыт - Владимир Романович Козин

Карантинный двор был построен у подножия Небесных гор. Двор с четырех сторон был заставлен незатейливыми строениями и забором из тяжелых пластов дерна. Внутри двора находились юрта для пастухов и, рядом с лабораторией, столовая и пекарня под низкой кровлей.

Из-за юрты навстречу Рыскулу выскочил кобель. Он сделал по двору нелепую восьмерку и исчез возле хижины, где спала Нелюдова. Рыскул повернул голову за кобелем и втянул в себя воздух: во дворе пахло дымом.

Дым выползал из дверей пекарни и вырастал в прозрачности ночи. Дверь была обвита дымом, как морозным дыханием.

Горький запах бедствия сдавил горло Рыскулу. Он кинулся к пекарне. Ближайшее окно озарилось вдруг изнутри и стало живым. Ночь отступила и тревожно сомкнулась позади опаленными краями. Рыскул остановился.

Он стоял в озаренном пространстве, наклонившись вперед, и не ощущал в руках винтовки. Ночь завивалась дымом, вздрагивала и расползалась, как прожженная ткань. От окна, раздвигая черный двор, протягивались к воротам беспокойные отблески.

Рыскул подбежал к двери и дернул веревочку. Дверь отворилась, из хижины вывалился дым с огненным хвостом и отбросил Рыскула назад. Он вытер глаза, бережно прислонил винтовку к юрте и снял рубаху.

Потом с разбегу выбил кулаком окно и отошел, задыхаясь.

— Рыскул! Что случилось! Что ты делаешь?

Нелюдова выбежала из мрака, кожанка упала с ее плеч. Пламя озарило рассыпавшиеся волосы и тонкое плечо.

Дверь пекарни сгорала на глазах. Пламя вылизало окно и выбросилось наружу, осветив угол лаборатории, поросший травой.

— Рыскул! — закричала Нелюдова. — Неси воды! Скорей!

Сквозь крышу пекарни просунулся язык и исчез. Дверь вздрогнула и осыпалась на землю вихрем искр. Красный дым поднялся к небу.

Мокрая бочка, отблескивая, въехала во двор. Непривычная к упряжке кобыла рвалась в хомуте и тяжело дышала. Полуголый Рыскул торопливо подталкивал бочку сзади. Нелюдова тянула повод. Свет пожара розовел на ее вздернутой руке. Залитая водой юбка липла к коленям. Растерянный Байкутан шел возле кобылы и озабоченно следил за ее движениями.

Бочку остановили у юрты. Рыскул выхватил из рук Нелюдовой полное ведро, размахнулся и выплеснул воду в раскаленное пространство пекарни. Белые струи воды дугой пролетали, рассекая окрашенный воздух, и исчезали в клубах дыма. Бочка пустела.

Языки прорезали крышу. Закурилась стена столовой, и вдруг осветились ее окна. Лаборатория вся — с дверью, окнами, трещинами — выступила из мрака. Нелюдова бросила ведро.

— Вози воду, заливай! — закричала она Рыскулу. Пуговица на спине ее отлетела. Не поправляясь, она соскочила с бочки и кинулась в дверь лаборатории.

Когда Нелюдова выдвинула за порог ящик, переполненный лабораторным имуществом, вытерла лицо и оглянулась, она не увидела Рыскула. Кругом был дым, и по двору носился Байкутан.

— Рыскул! — позвала Нелюдова упавшим голосом.

— Ага, доктор!

Женщина подняла голову. Рыскул стоял на крыше столовой. Туман медленного дыма подымался вокруг него. В тумане раскачивалось голое тело и вздымались руки. Движения Рыскула были отчетливы и яростны: киркой он разрушал опасный угол крыши, прижавшийся к лаборатории.

4

У порога юрты лежали твердые и блестящие плитки грязи, отвалившиеся от сапог. Джейранчик не торопясь понюхал их; потом с деловитым видом вошел в юрту и замер, напуганный собственной смелостью.

В полумраке юрты он увидел ноги в перепачканных сапогах, пахнущих гарью и землей. Он переступил через них и копытцем надавил неподвижную ладонь. Ладонь дрогнула. Джейранчик скакнул на грудь распростертого человека и прыжком вынесся за дверь.

Рыскул замычал, почесал грудь и проснулся.

Солнце показывалось над двором. Скалы Алатооского хребта казались вылепленными из голубой глины. Рыскул вышел из юрты, вдохнул росистый воздух с приторным запахом недавнего пожара, зевнул, плюнул, с почтительным сожалением осмотрел свои истерзанные руки и направился к пожарищу.

Левая половина пекарни зияла содранной и пробитой крышей, правая, рассыпавшись, лежала на земле. Из развалин торчал обугленный столб. Одинокий дымок подымался из кучи обгорелого дерна и синей извилиной перечеркивал дальний хребет.

Рыскул с огорчением покачал головой и заботливо раскидал ногой тлеющую кучу. Комок, завитый струйкой дыма, откатился в сторону. Рыскул поднял пепельный комочек, закурил от него, выругался и повернулся к лаборатории.

Ящик, вынесенный Нелюдовой, стоял наклонно, одним углом опираясь на порог. Солнце, приподнявшись над юртой, ударило в стекло и белый металл хирургических инструментов. Луч сломался, и выпуклое стекло засверкало невыносимым пятном. Рыскул подошел ближе.

Некоторое время он стоял и, очарованный, смотрел на неподвижное сияние преломленного луча. Внимание постепенно сменялось на его измазанном лице восторгом и недоумением. Рыскула радовал необъяснимый отблеск груды пробирок и банок, строгое и хрупкое совершенство всего того, что находилось в ящике, но было совсем непонятно назначение этих сверкающих предметов. С осторожной улыбкой он взял из ящика резиновую грушу и стал разглядывать ее, держа в ладони, как яйцо.

Груша была красная и мягкая, с костяным пожелтевшим наконечником. Рыскул надавил ее пальцем, вздрогнул и засмеялся: из груши с хрипением выбрызнулась фиолетовая жидкость. Посмеиваясь, он поставил забавную грушу на землю и извлек из ящика кружку Эсмарха.

Стеклянный сосуд с одним плоским боком и другим выпуклым, с длинной и яркой кишкой удивил его загадочностью своего применения. С опасливым недоумением он потянул кишку, пощупал черный наконечник и подул в него. Воздух со свистом вышел в кружку. Это было занятно, по лишено всякого смысла: такой любопытной и никчемной штуки он никогда еще не встречал. Стеклянный горшок мог бы, правда, пригодиться для кумыса, но что делать с никудышной кишкой?

Рыскул положил кружку назад. Нагибаясь, он заметил в углу ящика на синем скомканном халате стальной ножик. Это была настоящая вещь, с безукоризненным лезвием. Ясный и плоский, с законченной простотой отделки и назначения, он был соблазнительно прекрасен. Рыскул оглянулся.

Груша кирпичного цвета стояла на земле, на солнечном ее боку висела фиолетовая капля. Рыскул взволнованно посмотрел на спелую, упругую каплю и нахмурился. Ноздри его раздулись. Он приблизился к ящику. Постоял. И быстро засунул грушу в карман.

Из-за юрты вышел Байкутан. Голова его была повернута назад, длинное тело изгибалось. Впереди него вытягивалась тень. Тень остановилась, потом медленно скользнула вперед, достигла ног казаха и поднялась по его согнутой спине.

— Рыскул!

Нелюдова проснулась на своей расшатанной койке. Сбросила грубошерстное одеяло и спустила ноги. На измятой подушке были следы копоти. Спутанные волосы осыпались на плечи, одна рыжая прядь пересекала тонкий рот. Нелюдова завязала волосы, отшвырнула сапоги и надела лакированные туфли. В теле были усталость от горячей ночи, настороженность чувств и бессилие. Нелюдова