Жизнь зовет - Владислав Александрович Колчин

— Да, именно дела, а как — посмотри, — подхватив со стула трубку чертежей, Петр втиснул ее в потную ладонь Пуховича и попросил:

— Посмотри это повнимательнее… Это мое… Эта мысль не дает мне покоя.

Тот, деловито хмурясь, развернул листы.

— Предложение? — отрывисто бросил он, бегло просмотрев бумаги.

— Да.

— Что ж, оставь, ознакомлюсь, — он ловко швырнул чертежи на стол; не глядя на Петра, задал вопрос: — Это что, официально или так, по-дружески, за советом?

— Я считаю, что здесь все закончено. Вот… значит, официально, на заключение.

Добродушие сползало с лица Пуховича, сменяясь сосредоточенностью.

В притихшем кабинете звучно тикали настольные часы. Петр поднялся со стула и, ступая мимо стола к окну, спросил:

— Ты ничем не занят сейчас?

— А что? — поднял Пухович голову.

— Мне хотелось помочь тебе разобраться в этом предложении.

В глазах Пуховича мелькнула досада, тем не менее ответил:

— Ну, давай.

Он расстелил перед собой бумаги, скользнул по ним взглядом и шумно вздохнул. Петр решительно передвинул стул к столу, сел и деловито откашлялся.

Часа полтора они просидели, тесно склонившись над столом. Бормотали вполголоса. Петр часто подсказывал, с большой радостью наблюдая, как оживляется Пухович. Наконец последний лист… Главный металлург разогнулся, закурил. Петр в волненье барабанил пальцами пи столу. Ждал ответа. После долгой паузы, раскурив вторую папиросу, тот снова склонился к бумагам.

— Идея… конечно, м-м… не нова, — шелестящим голосом начал он с расстановкой.

— То есть как так? — запальчиво перебил его Петр.

— Да так… Чугун непрерывным методом уже льют, да и насчет стали много разговоров ведется.

— Но все это мечты, а выкладки, расчеты, путь к осуществлению этой идеи…

— Вот я и сказал, — упрямо тянул Пухович, не повышая голоса, — идея не нова… Да… — Он потер ладонью лоб, болезненно поморщился. — Знаешь что? По сути дела я выскажусь позже. Вернее, официально изложу свое мнение на бумаге. Нужно еще посидеть, подумать.

Он поднял на Петра глаза, сказал осторожно:

— Я тебе хочу дать совет: не подавай этого предложения один, а то заглохнет.

Петр насторожился.

— Ты пойми, что, как говорил Наполеон, славен не тот, кто подал мысль, а тот, кто ее осуществил. К большому предложению нужно подтянуть больших тузов, только им под силу его вытянуть. У них все карты в руках: люди, техника, оборудование, — развел он пухлыми руками, клоня голову набок. Он насмешливо фыркнул. — Черта с два, — помолчав, серьезно сказал. — Одному тебе и соваться нечего, ноги износишь, а толку не добьешься.

— Чего ж ты советуешь? — мрачно спросил Петр.

— Надо привлечь в соавторство… Ну, начальника прокатного цеха, кого-нибудь из дирекции… Ну и кого-нибудь из отдела главного металлурга. — Серые глаза пытливо ощупывали Петра. — И чертежики тогда будут разрабатывать, и деньги на изготовление машины найдутся, и литейный цех и цех механизации, как по-щучьему веленью, будут исполнять заказы. — Он приподнялся с кресла, возбужденно рубанул кулаком воздух. — В полгода можно будет собрать машину.

— Нет! — с сердцем крикнул Петр. — Эта машина увидит свет и без соавторов!

Тяжело дыша, он сгреб со стола развернутые бумаги и, комкая и прижимая их рукой к груди, толкнул дверь. Крикнул, повернув лицо к Пуховичу:

— Соавтор липовый!

Шел всю дорогу быстро, будто кто-то за ним гнался.

На мосту Петр остановился. Бесшумно неслась зыбкая масса, вскипая говорливой пеной у шероховатых лбов бетонных быков. Пенный воротник дыбился, потом спадал, сбитый набежавшей волной. Властная сила реки раздергивала его на мелкие островки и несла, кружа, мимо быков. И в стремительном беге пышное кружево сминалось, пропадало на холодной свинцово-тусклой поверхности воды. А у быков, словно наперекор гибели своей, стоящей за три метра, билось в ослепительном блеске нежное кружево. Оно снежно сияло навстречу тусклому солнцу, гасло под набегающей волной и, непобедимое, вскипало снова.

С трудом отведя глаза от несущейся воды, Петр шагнул, зябко поеживаясь, от перил и, подняв воротник пальто, остановился снова, не зная, куда идти. Встреча с Пуховичем выбила его из колеи. Вспоминая разговор, брезгливо поморщился, потом вдруг рассмеялся: «Сумел родить — сумей и выпестовать». И словно подхваченный ветром, он быстро направился в контору цеха.

В цехе Груздева не оказалось, и Петр пошел к нему домой. Адрес, захваченный в конторе, вывел его с центральных улиц к Запрудью. И там, следя глазами за номерами домов и названиями улиц, Петр долго петлял по крутым и кривым переулочкам, пока не забрался в тупик. Это был боковой, непроезжий участок улицы, поросший травой, уютный и чистенький. Кругом лавочки у ворот, аккуратные палисадники с обязательной сиренью и акацией. У многих домов возле ворот — бревна, заготовленные, видимо, для будущих ремонтов.

Дом Груздева радовал глаз строгими опрятными очертаниями. Опалубленный, под красной железной крышей, он всем своим видом говорил о достатке и заботливости хозяев. Наличники окон сияли недавней покраской. Звенья палисадника были набраны из строганых брусьев. Меж плотно пригнанных досок воротных полотнищ не притаилось ни единой щелочки.

Петр надавил пальцем фарфоровую кнопку звонка, и тотчас скрипнула далекая дверь, шаркнули тяжелые шаги. Знакомый басок спокойно спросил:

— Кто?

— Яков Яковлевич, откройте, пожалуйста.

— О-о-о! — без пиджака, в темной трикотажной рубахе, с закатанными по локоть рукавами, Груздев стоял в раскрытом створе калитки и тянул навстречу Петру загорелую волосатую руку: — Заходи… Заходи… — Он, видимо, встал из-за стола; одутловатые губы его лоснились незастывшим жиром.

— Пшел, хвостатый дьявол! — нестрого прикрикнул на выскочившую из конуры большую пегую собаку и остановился, загораживая собой Петра. — Шагай быстрей в дверь, а то мой Рекс тяпнет, чего доброго.

Войдя в комнату, Груздев пригласил гостя к столу.

— Садись, садись, — настойчиво потащил он отнекивающегося Петра за руку. — Чего там, свои люди. — Прочно усевшись за стол, перегибаясь через спинку стула, обернулся назад, к кухонной двери, и крикнул: — Мамаша, поставь-ка нам чего-нибудь подбадривающего.

На крик из кухни вышла белокурая полная женщина в мягком байковом халате.

— Знакомьтесь, — качнул головой Груздев, принимая у нее графинчик с темной настойкой, — моя хозяйка. А это, Маша, мой начальник стана.

Петр, неловко поднявшись, через стол пожал мягкую ладонь жены Груздева.

— Ну, мамаша, присаживайся с нами, выпьем чуть-чуть.

— Знаете, Яков Яковлевич, вы извините, но я не буду, — смущенно отказался Петр.

Груздев внимательно, словно впервые увидев, обежал Петра взглядом мягких черных глаз, крякнул и сунул графинчик в руки жены.

— Убери-ка эту чертячью выдумку, чтоб не смущала. — И обернувшись к Петру, строго округлил глаза:

— Ну, а уж от обеда не отказывайся, это наверняка можно, в отрезвительную не попадешь.

Петр вспыхнул.

Заметив это, Груздев подмигнул:

— Шучу…

После обеда он хлопнул себя по