Создатель эха - Ричард Пауэрс
По ниве в двух милях от города квадратный зеленый комбайн-бронтозавр разорял ряды кукурузы, Поле гасло, и голые борозды зияли суровой, строгой красотой. На фоне пустого горизонта никому не удастся подкрасться незаметно. Особенно зимой. Интересно будет наведаться сюда в феврале. Недели снежного воздуха минусовой температуры, ветры с обеих Дакот – и ни единого препятствия на сотни миль. Вебер глянул на окаймленный зерном холм рядом со старой фермой – постройкой чуть более надежной, чем дерновый дом. Представил себя в окружении серо-белых стен, в изоляции, где связь с миром может обеспечить только радио. Всю дорогу его не отпускало ощущение, что во всей стране больше не найти подобного места; только здесь можно встретиться лицом к лицу с содержимым собственной души, лишенным всякой упаковки.
Пару лет назад на месте Ривер-Ран Эстейт шумело поле пшеницы или сои. А за десятилетия до этого – травы, названий которых Вебера не знал. Лет через двадцать или двести здесь все снова зарастет травой, не останется даже намека на мимолетную человеческую интерлюдию. На подъездной дорожке к дому Марка стояла еще одна машина; он догадался чья. Пульс участился: бей или беги. Вебер заглянул в зеркало заднего вида: выглядел он как выцветший садовый гном. Стоило подойти к входной двери, как та распахнулась, словно Марк ждал его безо всякой причины. Вебер приметил ее за спиной юноши; она сидела за кухонным столом. Застенчиво, фамильярно улыбнулась. Он так и не решил, кого она ему напоминает. Мозг послал сигнал опомниться, но Вебер его проигнорировал. Она приветствовала его как старого друга. В ответ он сморщился в виноватой ухмылке, которой обычно пытаются отвлечь таможников от сумки с контрабандой.
Марк восторженно потряс ученого за плечи.
– Все, кому я доверяю, собрались вместе. Интересное кино. Правда? Я встретил вас после аварии, и вы – единственные, кто остался на моей стороне. Заходи. Садись. Мы как раз обсуждали план, как вывести виновных на чистую воду.
Барбара втянула щеки и изогнула брови.
– Мы совсем не об этом говорили, Марк.
Вебера восхищала ее невозмутимость. Не верилось, что у нее нет детей.
– Я обобщил, – сказал Марк. – Не слово в слово же пересказывать.
– Так о чем вы на самом деле говорили? – спросил Вебер. Его охватила тотальная беззащитность, словно он выпал из равновесия или тонул на мелководье.
Ее улыбка намекнула на частную беседу.
– Я предложила юному Марку…
– То есть мне.
– …изменить подход. Если он хочет знать, чего хочет Карин…
– То есть псевдо-Карин.
– Если хочет ее «разгадать», то лучше всего – просто с ней пообщаться. Сесть и побеседовать. Узнать, кем она себя считает. Кем считает Марка. Что помнит о прошлом. Понять, есть ли какие…
– Вроде секретной операции, понял? Выудить из нее информацию. Детально разобрать ее алиби, какие ей инструкции дали. Подловить на несостыковках. Запутать, чтобы она оговорилась.
– Мистер Шлютер, – прервала его Барбара.
Марк отдал честь.
– Прибыл, к бою готов.
– Мы руководствуемся совершенно не…
– Постой. Я что-то переволновался. Сбегаю отолью. Часто теперь в туалет бегаю. Док? В каком возрасте следует задуматься о проблемах с простатой?
Ответа он дожидаться не стал.
Вебер с восторгом глядел на Барбару. Она придумала простой, но великолепный план, нейробиологии такой и не снился. Ни люди, рассматривающие мозг как компьютер, ни картезианцы, ни неокартезианцы, ни новые бихевиористы, ни фармакологи, ни функционалисты, ни исследователи повреждений мозга – никто не смог бы придумать подобного. Только обычный гражданский. И в целом предложение казалось не многим опаснее или бессмысленнее медицинских рекомендаций. Возможно, результата такой план не даст, но это не значит, что все будет зря.
Она склонила голову и пробормотала какой-то вопрос. Он ответил:
– В Нью-Йорке.
Она подняла взгляд, встревоженно улыбнулась.
– Извини, я имела в виду «как поживаешь», а не «где».
Вебер охнул.
– Тогда ответ таков: не важно.
Казалось, отвечал кто-то другой. Но еще больше Вебер удивился, когда ощутил облегчение. После долгих месяцев молчания он мог рассказать этой загадочной женщине, которая вряд ли являлась медицинским работником, все что угодно.
Барбара восприняла его признание как должное.
– Неудивительно. Будь ты во всем уверен, я бы подумала, с тобой что-то не так. На тебя же сезон охоты объявили.
Она опустила ладонь на стол так, чтобы он заметил. Санитарка, читающая «Нью-Йоркер». Ни с кем другим он подобной общности раньше никогда не ощущал. Она подняла голову; зрачки карих глаз расширились до размера камуфляжных пятнышек на крыльях мотылька. Барбара его понимала.
– Люди по-прежнему живут иерархией, верно? Пусть и воображаемой.
– Я в ней не особо заинтересован.
Она отклонилась назад, одарив его скептическим, насмешливым взглядом, которым только что смотрела на Марка.
– Сомневаюсь. Твоя книга – это ты. И тебя окружают охотники. Тут и воображать ничего не надо. Что собираешься делать? Сдаться?
Мягкий выговор, упрек из лучших побуждений, абсолютной верности. Она верит в него, но на каком основании? Пара совместных разговоров и прочтенная книга – вот и вся близость. И все же она видела то, чего не разглядела Сильви. От Барбары ему было не по себе. Почему? Зачем она читала рецензии? Зачем приехала к бывшему пациенту? Неужели у них роман? Мысль сводила с ума. Частный визит через несколько месяцев после выписки. В ее должностные обязанности это точно не входило. Как и в его. И все же Вебер тоже здесь. Женщина изучала его, разглядывала, пытаясь понять скрытые мотивы. Сможет ли он ответить на аналогичный вопрос? Он молча встал, приготовился сдаться.
Из уборной вышел Марк, застегивая на джинсах молнию. Он качал головой – таким оживленный Вебер его еще никогда не видел.
– Ладно, слушайте план. Вот что я сделаю.
Слова прозвучали глухо и как будто издалека. В растущем шуме Вебер ничего не мог разобрать. Барбара Гиллеспи все еще в открытую смотрела на него, продолжая безмолвный допрос. Внутри екнуло, как от ощущения невесомости, – и это стало его ответом.
В итоге они вместе вернулись в Карни и устроились в сетевом ресторане; подобные заведения всегда впервые открываются где-то в Миннеаполисе или Атланте, а потом распространяются по всей стране. Историческая Америка, переродившаяся во франшизу. Ресторанчик вырос на месте открытого в восьмидесятых годах девятнадцатого века серебряного рудника, который теперь был бы совершенно не к месту. Но справедливости ради Вебер отметил, что в Квинсе таких заведений тоже полно.
Беседа текла на удивление непринужденно. Они обменивались сжатыми, комичными фразами, словно друзья, знакомые с детства, – парная идиоглоссия, – ковыряли вилками обжаренный во фритюре лук, болтая без всяких объяснений. И, конечно, в итоге перешли к обсуждению мозга Марка. Эта тема у обоих вызывала огромное любопытство.
– Итак, твое личное мнение:
