Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
– Не нужна ему была твоя мама.
– Почему?
– Гулена он. У него таких, как она, целый хоровод! Я ей говорила! Да кто бы слушал… Влюбилась. Талдычила, что женится на ней, а остальные – ошибки молодости.
– Женился?
– А как же! Мама твоя, если чего хочет, добьется. Да только толку-то? Как только узнал, что она тебя ждет, так и испарился, как бес перед заутреней. Только его и видели. Даже не знаем, куда делся. Уехал и адреса не оставил. Только записку.
– Какую?
– Оно тебе надо, Юль? Это их дела. Вот пусть им и останутся. Одно могу тебе сказать. Ты для матери своей такой долгожданной была, что она на цыпочках всю беременность ходила. Как вазу хрустальную себя несла! Боялась, что с тобой что-то случится, если не остережется. Да и потом не успокоилась. Думаешь, почему она тебя все ругает и воспитывает почем зря?
– Поэтому?
– А то! Боится за тебя! Так боится, что по ночам иногда не спит. Сидит и на тебя смотрит. Сколько раз видела! Бормочет что-то, гладит тебя по волосам и чуть не плачет. Спрошу – ругается. Это только ее все. Потаенное. Любит она тебя, Юлька. Как умеет, так и любит. Поняла?
– Куда уж понятнее… Ба, а ты ее тоже так ругала?
– А как же? Все мы, матери, одинаковые. От страха за детей своих творим что попало, а потом каемся.
– А почему бояться надо?
– За дитенка? Не знаю, Юль. Не объяснишь это. Вот родишь – тогда почувствуешь и, может быть, поймешь.
Юлька в ответ на это ничего не сказала, но подумала. Подумала о том, что детей своих ругать не будет, а будет воспитывать совсем по-другому. Наивная… Но кто ж в таком возрасте не наивен?
Правда, до детей было еще далеко. Да Юлька и не надеялась особо на то, что они у нее когда-то появятся.
Кто на такую польстится? Маленькая, страшненькая, да еще и вредная, как репей. Если уже прицепилась, то терпите, люди добрые. Придется!
Окончив училище, Юлька пришла работать в ту же больницу, где уже трудилась ее мама. И тут началось!
Все было не так! И слишком Юлька шустрая, и к пациентам с душой, а надо попроще, а то на голову сядут, и старается почем зря… Зря, потому что никому это не надо. Одни выпишутся, другие придут. А тебе разорваться, что ли? Поспокойнее надо! Всех не пожалеешь!
А только Юлька ничего слушать не хотела. Ей каждого больного жаль было до слез. Мучается же человек! Больно ему! Плохо! А ей сложно что ли укол сделать или постель поправить? А уж про слово доброе и говорить нечего! Оно и кошке приятно, а тут люди все-таки…
Хотя, даже мать Юлю остерегала.
– Доченька, не лезь на рожон! У нас таких не любят. Переругаешься со всеми, и кому хорошо будет? Тебе? Мне? Бабушке? Ты же знаешь, как нам сейчас твоя зарплата нужна! Не отдавать же бабулю в дом престарелых… А сиделка дорого стоит, ты сама знаешь. Тебе работать надо, опыт получать, а с бабушкой кто сидеть будет?
– Мам, я так не могу! Они кричат на больных, ругаются…
– Работа тяжелая и люди разные. Ты сама все видела. Не всякой души хватает по-хорошему к пациенту. Надо! Кто ж спорит?! Но не всегда получается и далеко не у всех. Вот у вас в отделении таких как ты – трое. И это уже хорошо! Я с вашей старшей разговаривала. Она тебя хвалит, но тоже просит, чтобы ты поспокойнее себя вела. Не научишь ты никого силком, понимаешь? А если тихонько, легонечко, своим примером – может, что и выйдет.
– Это долго!
– Ох, Юль! В кого ты только у меня такая?
– Какая?
– Настырная!
– Не знаю. В тебя, видимо.
– Юля!
– Что?
– Ничего! Делай, что тебе мать говорит!
– Угу…
Скандалить Юльке не хотелось, но и слушать маму она предпочитала через раз. Может, конечно, родительница и права в чем-то, но вот в третьей палате лежит бабулька, вредная, как сто тараканов, а ей, Юльке, каждое утро почему-то улыбается. И ни разу не пожаловалась старшей, что уколы ей не так делают или внимания мало. На других сестер жалуется, а на Юльку – нет.
И разве она одна такая? Нет! Хватает их… Измученных, уставших от боли, грызущихся почем зря с родственниками… Юлька же все видит. И слышит. Приходят проведать, а сами… То про наследство, то еще про какую-нибудь ерунду. А пациенты потом плачут… И злятся… И разве можно их не понять?
Только мама ничего и слышать не желает. Ей главное, чтобы у Юльки все хорошо было. А разве может быть хорошо человеку, если другим вокруг плохо?
Конечно, всех не утешишь и не обогреешь, но хоть кого-то ведь можно?
И пусть девчонки в отделении смеются над ней и говорят, что Юлька «блаженненькая» и по ней монастырь плачет. Это их дело! А бабуля всегда говорила, что караван должен идти дальше, несмотря ни на что…
Вот Юлькин «караван» и шагал. Загребая песок и иногда задыхаясь от жажды.
Ведь плохо, когда тебя мало кто понимает. А еще плохо, когда рядом нет того, кто скажет, что ты «такая»…
Не то чтобы Юльке так уж не хватало чьего-то одобрения. Она как-то привыкла уже жить без него и сильно не страдала. Но все-таки с тех пор, как бабушка совсем себя потеряла, Юле и поговорить-то толком было не с кем. Мама только охала да твердила, что Юльке пора и о себе подумать. Да и подруги одна за другой выскакивали замуж, уже просто вручая ей напрямую свои букеты.
– Даже бросать не буду! Тебя пора замуж выдавать, Юль! Держи!
Юлька букеты принимала, конечно. Не обижать же девчонок! Но «тот самый» единственный, который должен был бы появиться сразу после того, как она возьмет в руки эти цветочки, как-то не спешил. То ли заблудился где, то ли и вовсе его природа для Юльки не предусмотрела. Бывает же так? Когда человек без половинки? Целый? Сам по себе человек?
В общем, она смирилась. И даже ждать почти перестала. Подвиг Татьяны Лариной ей был не по плечу. Юлька никогда не решилась бы признаться в своих чувствах первой. Даже если бы и было кому.
Она моталась между больницей, приютом для
