Поплавок из осокоря - Иван Владимирович Пырков
Вся группа с интересом следит за вываживанием. Кое-кто делает предположения: «Густерка… Да нет, сорожонка, поди. Для лаврушки здесь мелковато. А может, матросик? На прошлой неделе окушок-то брал неплохо». Наконец из лунки, из огромной Шубиной лунки, рассчитанной на пудовую добычу, торжественно извлекается… ерш. Даже не ерш, между нами-то говоря, а так, подъершик. Он обреченно-уныло болтается на обмерзлом поводке. И без того серое утро делается еще неприветливее. Все неуютно поеживаются, разочарованно покашливают, со смачным раздражением сплевывают на снег. Зависает зловещая тишина, сквозь которую отчетливо слышится, как сухой недобрый снежочек шелестит по брезенту плащ-палаток. Но Шуба не отчаивается и теперь:
– Задел для ухи есть! – кричит он себе под нос. – Без ерша – что за ушица. Пусть ершишек пару десятков возьму и самое меньшее пять сорожек. Я так решил – пяти хватит. Пять сорог – улов серьезный.
– Ты одну для начала поймай, балабол, – машет рукавицей Генерал-майор. – Облачно с прояснениями. Радио он слушал. Сам что радио…
Такой вот беклемишевский батл – Шуба против Генерал-майора.
Рыболовы на какое-то время перестают обмениваться колкостями и замирают над лунками.
Тут надо объяснить, что такое лунка. Нет-нет, не знатокам зимней рыбалки, конечно, поскольку последние и сами смогут рассказать о луночке лучше моего. Но для тех, кто никогда на зимней рыбалке не был, – мой маленький отступ. Представьте ледяное плато, замерзшая река, белое безмолвие. И когда верткий коловорот с хорошо заточенными ножами пробуривает скважину во льду, когда шнек ледобура достигает уровня незамерзшей воды, образуется синее круглое окошечко. Это ведь про него Батька восторженно говорил – маленький иллюминатор в лето! Да-да, иллюминатор. Кругом вьюга, снежная целина, а вы, представьте себе, создаете своими руками окошко в волшебный живой мир и смотрите в это окошечко целый день. Вода зимой всегда особенно прозрачная, и если склониться над луночкой, то на небольшой глубине увидишь разноцветные камушки гальки, причудливо извивающиеся на течении водоросли, таинственные тени рыб.
Лунку нужно ревниво оберегать от мороза. Если холод не шибкий, хватит и обычного кругового движения черпаком. Если морозик задорный, то время от времени лунку лучше обрубать по краям, расширять, чтобы водное поле не сужалось, чтобы солнышко в воде играло. А вообще на морозе о лишнем не думаешь, быстро слетает с тебя все наносное, и разговор касается главного – где и как согреться, когда потеплеет, под каким берегом от ветра лучше закрыться, где новую луночку для согрева лучше пробурить.
Лунки бывают разными – светлыми, с изумрудно-зеленым срезом льда по краям; темными, загадочно-непроглядными; удачливыми, такую стоит только сделать, и сразу ясно – кивок зимней удочки в ваших руках отчаянно щелкнет от окуневой атаки; бездарно-пустыми – глядишь на нее и видишь: нет, не будет от тебя толку, разве только зацепом разживешься или пустыми подергиваниями мелочевки. Если ловите вы под кустами, под заросшими ярами, то в лунке будут отражаться ветви дерев, береговые очертания. Что греха таить, рыбацкая наша жизнь вся как есть отражается в ней, в луночке.
Истинные рыболовы относятся к лунке как к женщине. Они могут понять, почувствовать, даже полюбить ее. Они идут к любимой лунке как на свидание – с волнением, с целым букетом чувств и переживаний. Если кто-то чужой занимает любимую сижу, ревности рыбацкой нет предела. Если уловистая добрая луночка потерялась под снегом после метели – горю рыбацкого сердца нет конца. И начинаются извечные оправдания и рефлексии: если бы мне вернуть мою луночку, если бы мое место не заняли, если бы поставил вчера вешки…
А случается, из-за лунок целые драмы разыгрываются. Жили-были два соседа, ну совсем как наши Шуба и Генерал-майор. Только в деревне, близ прекрасной глубокой протоки. Само собой – заядлые рыболовы. Осень выдалась ранняя, и вот уже в начале ноября протока встала. Этого мгновения миллионы людей ждут с замиранием сердца. Перволедье – праздник великий. Когда просыпаешься первым в сезоне по-настоящему морозным утром, сразу чуешь нутром, улавливаешь сердцем главную новость – волжские заливы и степные озера встали. Ну и отправились наши друзья на ловлю, тихонечко пробрались по тончайшему – зоркому, как его называют в народе, – ледку к уловистому месту. Пробили луночки топориками, и пошел клев. У одного друга что ни окунь – то полукилограммовик. У другого – матросик. Все места проверил – везде мелочь. На следующий день неудачливый сосед решил в одиночку попытать счастья на лунке товарища. Нашел ее, ледок, схватившийся за ночь, снял шумовкой. Поднял со дна первого горбача, второго. Тут идет сосед: «Ты что это удумал, – кричит. – Моя лунка, моя!» Подбежал к соседу, а лед-то тонюсенький, двоих не выдержал. И провалились они оба под лед. Хорошо, недалече от берега были, выбрались. На следующий день решили опять пойти за окунями вместе, а в луночке заветной ловить попеременно. Пришли на берег, глядь – а льда-то и вовсе нет, чистая вода, унесло их льдинку. Постояли, посмеялись и пошли домой. «Делить-то нечего было!»
Настоящий зимний рыбак, даже самый отчаянный матерщинник и хулитель всего и всех, никогда не назовет лунку «дыркой», «дырой». Никогда не скажет о ней матерно. Нет, только нежно, только любовно. О чем и о ком угодно с матерком – но только не о своей лунке. Помню, мне, по преподавательской службе, нужно было переезжать всякий раз мост через Волгу. Переезжал – утром, возвращался – вечером. Утром едешь, забот полно, то не сделал, это не успел, к проверке не подготовился. Так, стало быть, едешь, а сам, как бы нехотя, как бы через силу, в окошко автобуса поглядываешь: как там рыбаки-то, где кучкуются? Ага, сегодня под Коровьим островом. Это они, вернее всего, окуней гоняют. А это судачники, отчаянные головы, по фарватеру бродят. А там вот, за Бочкой, близ Зеленого острова, сорожатники засели в палатках. Никуда не денешь такие мысли, если в тебе они, если с детства ты любишь Волгу. И вот на обратном пути каждый день видел я человека, садившегося в транспорт у моста, в ватных брюках, в полушубке, но без снастей и пешни. По нему видно было, что приходил он с Волги, даже загар зимний на лице его оставался – значит, ходил по льду далеко. Я не выдержал, полюбопытствовал. Оказалось, мужик лежит в больнице, с психикой у него что-то, переутомление и все такое, а на Волгу он, по совету врачей, ходит посмотреть на свою любимую лунку. Его спросили: «Что вас успокаивает больше всего, что вам больше
