Восставшая из пепла - Николай Ильинский
 
                
                Виктор посмотрел на трофейные часы на руке: время давно показывало начало работы всех районных учреждений. И он оказался первым в военкомате, куда его через сельсовет срочно вызвали, не дав хорошенько отдохнуть. Виктор слышал, что военком в чине подполковника, однако он его в тот день так и не увидел. Его встретил щеголеватый младший лейтенант, который молодцевато сделал под козырек, все-таки перед ним был лейтенант, затем снял фуражку, повесил в углу на гвоздик, сел первым за стол и предложил стул у стены Виктору Он повертел в руках документы, поданные ему Виктором, что-то записал себе в блокнот, а потом стал долго и внимательно смотреть на Виктора, словно досконально изучая его.
— Посидите, я сейчас, — наконец, поднялся он с места и с бумагами в руках вышел из комнаты.
Минут через двадцать младший лейтенант приоткрыл дверь и кивнул Виктору, чтобы он шел за ним. В конце коридора он распахнул уже новую дверь и опять кивком пригласил лейтенанта в другой кабинет, а сам пошел к себе. За столом в тесной комнатушке с обшарпанными стенами, что сразу говорило: это кабинет не военкома, копошился в бумагах капитан, в котором по цвету погон и околышку фуражки, лежавшей на подоконнике, Виктор понял, что перед ним офицер органов государственной безопасности.
— Званцов? — поднял голову капитан.
— Так точно, Званцов Виктор Афанасьевич, — отрапортовал Виктор старшему по званию.
— Садитесь, в ногах все равно правды нет, — вроде бы пошутил капитан, но маленькие, узко посаженные глаза его не смеялись, они насквозь сверлили лейтенанта; и лицо капитана было суровым, тонкие губы, даже не похожая на губы прорезь ниже клювообразного носа и выше слегка квадратного подбородка. — Воевали, я вижу, хорошо, — уставился он на ордена и медали Званцова. — Это честь, это слава, если бы… — он выжидающе взглянул на лицо Виктора: как он будет реагировать на загадку, но Виктор только молча пожал плечами. — Если бы не одно «но», лейтенант, — он опять заглянул в документы. — Виктор Афанасьевич…
— Я пришел в военкомат, стать на учет как инвалид…
— А кто против! — поднял брови капитан. — Конечно, это надо сделать… Словом, так, лейтенант… Пока у вас на плечах погоны, вы лейтенант, а я военный следователь, каких органов вы, надеюсь, уже разобрались… Фамилия моя Круподеров, звать Гарий, а по отчеству Вацлавович… А просто — капитан!.. У меня к вам много вопросов, лейтенант. …
— Спрашивайте.
— Спрошу, спрошу, за этим дело не станет, — Круподеров словно собирался с мыслями, прикидывая, с чего начать допрос, затем вроде бы попросил: — А расскажите-ка мне о последней вашей встрече с летчиком Приваловым Алексеем, — он замялся, начал листать бумаги, лежащие перед ним на столе.
— Алексеем Ивановичем, — подсказал, усмехнувшись, Виктор.
— Совершенно верно, — с ехидцей подтвердил капитан. Звали летчика Алексеем Ивановичем… Ну, рассказывайте же!..
В который раз по приезде домой Виктор повторял один и тот же рассказ о событиях, происшедших три года назад.
— Значит, убивать своего родственника-полицая вы не хотели? — хитро прищурив глаза, сказал Круподеров. — Понять можно: как-никак родная кровь…
— Чепуха! — дернул головой Виктор. — Просто я думал уговорить его отпустить Привалова, сочинив любую легенду, даже вроде той, что летчик незаметно освободил за спиной руки, напал на нас, отобрал оружие и скрылся в лесу… Но Антон заупрямился, стал меня ругать на чем свет стоит И я наверно, с испугу стал отнимать у меня карабин… Он потянул его за ствол, а я случайно за спусковой крючок… Ну, и произошел выстрел…
— Если бы не случайность, то летчика вы привели бы в комендатуру?
— Не знаю, — откровенно признался Виктор и спохватился. — Не знаю потому, что остался бы я живой, Антон мог бы меня опередить и пристрелить… Но одно скажу твердо: я не мог даже думать, что отдам летчика фашистам… Привалов удачно бомбил их скопление под Красноконском, уничтожил важного генерала… Знаете, чтобы они с ним сделали?
— Я-то знаю, — притворно вздохнул капитан и поглядел в окно на площадь. — На этой площади немцы вешали наших людей, повесили бы они и Привалова, — затем он снова стал копаться в бумагах. — А к артиллеристам вы как попали?… Осташенков Павел Александрович может пояснить?
— Нет.
— Почему?
— Погибшие не говорят! — Виктора начинало трясти от негодования, капитан наверняка знал, что Осташенков погиб, но все равно задавал этот дурацкий вопрос.
— А Коржиков? Он ведь тоже в Нагорном был…
— И Архип погиб…
— Тогда лейтенант Герасимов Андрей Алексеевич…
— Убит во время атаки немцев на Курской дуге… Смертельно раненый он передал командование батареей мне…
— Это что же получается, лейтенант, все, кто мог бы хоть что-то подтвердить из сказанного вами, — погибли!
— Пули на войне не выбирают, кого поразить, товарищ капитан… Постойте, постойте, может, Чугунков Влас Игнатьевич жив остался!.. Наверно, он инвалид, когда я выносил его из-под огня, перебитая нога его болталась на одной коже… Не знаю, но возможно он выжил… Кажется, и он в той перестрелке, когда погиб Привалов, участвовал…
— У деревни? — капитан приготовился записать название деревни.
— Я тогда был контужен, без сознания… А когда пришел в себя… Я же вам рассказывал! Павел Александрович Осташенков узнал меня, хотя сначала подумал, что я тоже… копыта отбросил… Но у меня был пульс…
— И название деревни не знаете, и ничего-то вы не знаете… Это плохо, лейтенант, очень плохо, — капитан помолчал с минуту, которая для Виктора показалась часом, а потом с некоторой издевкой продолжил: — А вот ваш дружок Огрызков Осип Свиридович утверждает…
— Сын старосты никогда не был мне дружком, — раздраженно прервал Званцов кагебиста.
— Утверждает, — как ни в чем не бывало, нарочно не замечая раздражительность Виктора, продолжал капитан
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





