Тата - Валери Перрен
Продолжение тебе известно, Аньес. Ты все видела по телевизору. Не могу описать словами страх, радость и чувство единения с игроками, каждому из которых тренер точно определил его место на площадке. Мяч дважды влетал в ворота. Нам требовалось время на осознание, но судья дал финальный свисток, и мы вошли в Историю и навсегда остались клубом второго дивизиона, который выиграл чемпионат 2000 года. В детстве я слышала упоминание о 2000-м и воображала летающие тарелки, двери, которые сами открываются и закрываются, море огней, невероятные вещи в небе и у каждого из нас на столе, но уж точно не победу в чемпионате над ПСЖ на «Стад де Франс»!
Она смеется. Антуан ужасно взволнован ее голосом. Кажется, что она рядом, спряталась в урне, как в волшебной лампе.
КОЛЕТТ
Мы очень нескоро покинули стадион. Даже я пела, как будто напилась вина! Я, твоя тетя, орала песни ультрас!
Она тихонько напевает:
Если остался один,
Но вера еще жива —
Пой за цвета свои,
Гордись ими всегда!
Эй, Гёньон, давай, вперед,
Если горд за клуб родной —
Спой, гёньонец, спой со мной!
Ла-ла-ла!
Она снова смеется – сдержанно, на выдохе. Очень трогательно.
КОЛЕТТ
А потом я увидела ее. Она ждала меня у ворот стадиона. Отыскала среди тысяч зрителей. Как это случилось? Кто помог? Бог? Инстинкт выживания? Случай? Я никогда не верила в случайность, но она была тут. Увидела телепередачу, в которой за неделю до матча вратарь ПСЖ заявил, что его команда раздавит Гёньон. Гёньон. Ее как будто ударили кулаком в живот. Диктор назвал дату и место проведения игры, и она подумала, что если я жива, обязательно буду на стадионе. Ей не пришло в голову, что было бы проще сесть в поезд и приехать в Гёньон, чтобы спрятаться у меня. Или позвонить – фамилия есть в справочнике. Она услышала слово «Гёньон» и сочла это знаком. Ответом. Жизнь разлучила нас на годы, и вот теперь она стояла в толпе, одетая в красное пальто, с собачкой и целлофановым пакетом в руке, а шедшие мимо люди толкали ее и даже не извинялись. Я сразу ее узнала, но была в странном состоянии, словно пьяная, и решила, что это наваждение. Я очень давно не видела Бланш. Девочке, моей детской подружке, стукнуло пятьдесят четыре года. Когда мы встречались последний раз, ей как раз исполнилось двадцать шесть. Но это была Бланш, и она ждала меня. Я знаю, нас с ней часто путали, но я видела Бланш, а не свое отражение.
Пауза.
КОЛЕТТ
Я не слишком люблю обниматься. Совсем не люблю. Не мой стиль. Но в тот вечер крепко прижала ее к себе. Бланш была такая же тоненькая, как я. Статуэточка. Дрожа всем телом, она сказала:
– Я должна была увидеться с тобой, прежде чем исчезнуть навсегда.
– Они встречались в двадцать шесть лет.
– Мы приехали, Аньес.
Я поднимаю глаза и вижу ограду кладбища.
14
31 октября 2010
Его любовница не страдала. Даже ойкнуть не успела. Он нанес ей смертельный удар по затылку, съев жаркое. Никогда не любил крови и дождался, когда она уберет кухню и помоет посуду. Безупречно чистое помещение никогда не вызывает подозрений. И люминол не помогает. Хватило одного удара бейсбольной битой, которую Матильда в юности привезла из Америки. Она тогда влюбилась в Тима Хэтеуэя, и он подписал эту биту черным фломастером. Вспоминая своего янки, женщина всегда немножко плакала, но биту «сослала» в подвал – на полку рядом с банками варенья.
Он не без труда дотащил тяжелое тело до морозилки от Дарти, очень удобной, с откидной крышкой. Матильда отлично устроилась на коробках эскимо и лотках замороженных продуктов. Бланш близко, до нее рукой подать! Он вернется в Валанс через два дня и очистит дом прежде, чем кто-нибудь заметит исчезновение Матильды.
Очень удобно, что у нее не осталось детей. Замужем она была один раз, развелась давно. В Гёньон он приехал в конце дня, на улице давно стемнело. Оставив машину у ворот кладбища, он перепрыгнул через ограду – тело бывшего циркового силача сохранило гибкость благодаря ежедневным занятиям гимнастикой. Он несколько часов бродил по аллеям, пока батарейки фонарика не начали садиться, и уже было решил вернуться на следующий день, когда увидел могилу Колетт Септамбр. И почти сразу все понял. В могиле наверняка лежит Бланш. Журналистка, написавшая статью, не соврала. Все лезвия вытатуированных на теле ножей вонзились в его плоть, и ему пришлось сесть на землю.
Она мертва. Иначе кто бы поставил на могильную плиту пару ботинок в качестве символа вместо таблички? Ботинки его дочери. Она носила их, когда исчезла. А может, это обманка? Ловушка? Нет, исключено.
Завтра он вернется и достанет тело, чтобы прикоснуться последний раз. Даже мертвую, уже разложившуюся, он должен прикончить собственноручно. Он дал клятву, когда она сдала его легавым. Он сел в «твинго», купил на Церковной площади пиццу, съел ее в машине рядом со старым складом и задремал, совершенно опустошенный. Она мертва.
Следующим утром он купил на строительном рынке полиспаст[57], немножко еды и вернулся на кладбище. Он понимал, что не сможет начать при свете дня, но хотел еще раз увидеть ботинки. И тут его надежды рухнули: вокруг было полно народу. Треклятый День всех святых! У ограды стояли на посту два жандарма. Видел его кто-нибудь накануне или нет? Ответа на этот вопрос он не знал, предпочел побыстрее убраться и снова остановился на Церковной площади. Это же надо, чтобы так не повезло! Ему захотелось кого-нибудь избить, чтобы выпустить пар. Старость ничуть не смягчила его бешеный норов.
Из церкви после мессы выходили прихожане, он смотрел на них и не видел, решая, что сделать, и тут она появилась в нескольких метрах от него – вошла вместе с кем-то в бар. Его взгляд был прикован только к ней. К женщине в черном пальто с небрежно убранными волосами. Ее лицо, ее взгляд. Она махнула рукой, как будто отгоняла то ли пылинку, то ли какую-то мысль.
Неизвестное ощущение. В душу
