Тата - Валери Перрен
Он ждал, вцепившись в руль, сидел и ждал, когда женщина снова появится, а когда она вышла из бистро, испытал те же чувства. Его кожа словно бы плавилась, как воск от огня. Она села в старую машину, сосредоточенная, погруженная в свои мысли.
Он минут пять ехал следом, сохраняя дистанцию, потом она остановилась на улице, застроенной частными домами, вошла, а через полчаса вышла с дорожной сумкой на плече. Какой-то тип подгреб к ней, и она вернулась внутрь, чтобы тут же появиться на тротуаре со старым чемоданом.
Он решил дождаться ночи. Сидел и размышлял, как другие читают, смотрят телевизор, гуляют, слушают музыку, если выдается свободное время. Кто эта женщина? Как ее имя? Он понял, почему она так на него действует, но не знал, как может чувствовать «подобное». Судковски не носит панциря, он сам и есть панцирь, но ему захотелось плакать, когда ее машина скрылась в конце улицы. Немыслимо! Особенно для такого, как он. Скоро он получит ответ.
К восьми вечера улицы опустели. Почти все ставни закрылись. Он проник в сад. Бросил несколько камешков в окна, проверяя, есть ли кто внутри. Женщина не заперла входную дверь, так что ломиться силой не пришлось. Он вошел, светя фонариком, заглянул во все комнаты. Почты на имя хозяев не обнаружил, понюхал одежду в гардеробе. Все вещи, кроме черно-зеленого пальто, были стариковскими. Его изумил вид надувного матраса на полу, прикрытого простынями. Рядом валялись брюки, пуловер и сценарий Аньес Септамбр «Ханна Рубен» с пометками. Она зачеркнула фамилию «Дюген». Почему? Аньес Дюген.
В статье Натали Гранжан упоминалась эта женщина, племянница Колетт Септамбр. Дочь пианиста, снимающая кино. Это она.
По-видимому, он находился в доме Колетт Септамбр. Кусочки мозаики постепенно складывались в общую картину. Теперь понятно, откуда здесь подшивки France Football и все эти тетради с газетными вырезками. Он снова обошел комнаты, тщательно все обыскал, но не нашел ни малейшего следа Бланш. В последний момент заметил коробку с фотографиями. Женщина-киношница – в разном возрасте.
Он ни разу в жизни не был в кино. Не сидел в зале перед большим экраном, наблюдая придуманную жизнь героев. Кино всегда было главным конкурентом цирка. Кинотеатры становились все грандиознее, а цирки усыхали, шапито нищали и исчезали. Дошло до того, что в цирках не стало животных – под тем предлогом, что они там несчастны. Хрень! Животные от века служили людям и должны продолжать это делать!
Зачем она поселилась в доме тетки? Что она знает о Бланш? Почему не заперла дверь? Кто-то должен прийти? Он встал коленями на матрас, понюхал наволочку, и ощущение вернулось и было еще резче и сильнее. Знакомый аромат, запах забытого воспоминания. Как это возможно? Чувства сгорели в пламени в его четыре года.
Он долго оставался в доме, рассматривал фотографии, шарил по ящикам, в шкафу, листал собрания вырезок, вытряхнул и изучил помойку, где нашел только пустую бутылку из-под виски. Есть ли в жизни Аньес мужчина? Он должен снова ее увидеть. Услышать голос. Интернет он оставит на потом. Если она снимала фильмы, там найдутся ее изображения. Перед уходом он позвонил с городского телефона на свой мобильный, чтобы записался номер, потом повязал на шею шарф Аньес. Впервые в жизни совершил странный поступок, который сразу выбил его из колеи. Не смог расстаться с фотографиями и унес коробку с собой.
Судковски сразу покинул город и направился в Валанс, решив, что вернется через несколько дней, чтобы выкопать Бланш и попытаться понять, кто такая Аньес Дюген и откуда она взялась. Но сначала вычистит дом, прежде чем тело Матильды обнаружат в морозилке.
15
15 ноября 2010
Антуан Эте паркуется чуть в стороне от кладбищенской ограды. Я вытаскиваю кассету из плеера и опускаю ее в карман. Все кончено. Через час Колетт присоединится к моим родителям, и жизнь пойдет своим чередом. Сейчас у меня есть урна с прахом, а очень скоро останутся одни воспоминания да голос. Она умрет навсегда.
Я вижу его сразу, едва подняв глаза. Узнаю издалека, со спины. Я так много его снимала, наблюдала, пожирала взглядом, любила. Почему он оказался здесь раньше меня? Кому звонит, отойдя в сторонку? Корнелия и Ана стоят перед бистро «Прохожие», держась за руки. Целую в щеку Антуана и кидаюсь к ним, чтобы обнять дочь.
– Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня! И «Рено 5 Альпину» буду помнить.
Он надушил воротник рубашки.
– А еще не забудьте, что в багажнике лежат ваши вещи, – коротко отвечает он.
Сумку с одеждой и чемодан кассет я заберу с собой в Париж. Руки дрожат так сильно, что я никак не могу отстегнуть ремень безопасности, которым обмотана урна. Антуан отстраняет меня, шепчет на ухо:
– Все будет хорошо, вы – королева, об этом тоже не забывайте.
Мне тысячу лет никто не говорил слов утешения.
Любезный мужчина в темном костюме представляется похоронным агентом и забирает у меня урну, напомнив, что мы говорили по телефону. Он – распорядитель церемонии. Все дальнейшие события я наблюдаю, находясь рядом… с собой. Ана – загорелая и улыбающаяся – прижимает меня к груди, и я вдыхаю аромат ее шеи, чтобы набраться сил.
– Кто этот тип, мама?
– Какой тип?
– Хозяин странной тачки. Вы приехали вместе. Сразу видно, вам обоим это в кайф!
– Просто гёньонский знакомый, хозяин лотерейного дома, я потом тебе расскажу.
– Я знаю этот дом, мама, благодаря ему удалось оплатить учебу дедушки, но какое отношение он имеет
