Мама, держи меня за капюшон! - Людмила Лаврова
Света достала из кармана кошелек, и лохматые брови мужчины вдруг взметнулись так высоко, что Антошка от восторга толкнул брата кулаком в бок и прошептал:
– Как у Барсика хвост!
Руки, в которые Света вложила кошелек, дрожали, и она поспешила успокоить Петра Матвеевича.
– Не волнуйтесь так! Там все цело. Дети нашли ваш кошелек и сразу принесли мне. Вы проверьте, чтобы ничего не пропало, и мы пойдем.
– Ну уж нет! – голос нового знакомого прозвучал так странно, что Гриша невольно шагнул вперед, загораживая собой маму, а Антон испуганно ойкнул. – Чего вы? Испугались? Не надо! Это я просто перенервничал. Знаете, что вы сейчас принесли? Целый год моей жизни! А может и не один. А еще здоровье моей маленькой внучки. Заходите! Я все вам расскажу.
Небольшая уютная кухня была такой светлой, что Света невольно сравнила ее со своей. На ремонт она деньги тоже собирала, но сумма была еще такая незначительная, что пока об этом говорить было рано.
– Красиво у вас!
– Это все жена моя, Катенька! Пока жива была – старалась. Я-то уж подзапустил все. Дома живу только зимой да немного осенью. Все остальное время в деревне. У меня там дом большой, пасека и покой. Как Катеньки не стало, плохо мне тут. Если бы не дочка, которая живет в соседнем доме, да внучка, я бы тут и не появлялся. А так скучаю, конечно. Лизочка наша болеет. Аллергия у нее, поэтому на лето мама ее увозит туда, где дышать маленькой легче.
– А врачи что говорят? – Света взяла в руки протянутую фотографию. Озорную девчонку с лохматыми косичками она знала, хоть и не была близко знакома с ее мамой. Лиза не гуляла на площадке с другими ребятами, но иногда Светлана встречала ее с матерью в соседнем магазине.
– Обещают, что перерастет. Надо только заниматься здоровьем все время. Вот мы и стараемся. Я пчел развожу, мед продаю и дочери деньгами помогаю. На них она и возит Лизу в горы или на море. Там они живут все лето, а потом возвращаются сюда, так как здесь врачи, папа Лизин и я рядом. И вот здесь, – Петр Матвеевич прихлопнул ладонью лежащий на столе кошелек, – Лизочкино лето и новые ульи. А еще пчелки, которые меня уже ждут. Здесь выручка за весь прошлый год, поэтому так много. Я нес деньги дочери, да и посеял кошелек, старая голова! Искал, да все напрасно! Понял, что нашел кто-то уже. А кто же такое возвращает?
– Мы! – Антон, забравшись с ногами на табурет, за что тут же получил укоризненный взгляд от мамы, потянулся к кошельку. – Можно?
– Бери.
– А это кто? – Антон вытащил маленькую фотокарточку.
– Это моя Катенька. Молодая еще совсем здесь. Не любила сниматься. А эта карточка вот осталась. Деньги… Что деньги. Без них плохо, но я еще заработаю, а вот это мне никто бы не вернул. – Петр Матвеевич осторожно погладил пальцем снимок и убрал его в кошелек. – И кошелек это ее. Не смог выбросить и менять жалко. Она его купила, когда мы в последний раз в отпуск ездили. Радовалась, как ребенок, тогда. Кожаный, мол, и удобный. А теперь я вот радуюсь. Хожу с женским кошельком, но как в руки его возьму, так Катины ладошки теплые вспоминаю. И мне кажется, что он тоже теплый становится. Странная штука – память. Человека уж нет, а вещи его живут. И напоминают о нем. О его тепле…
Петр Матвеевич засуетился, отвернувшись к закипевшему чайнику и приготовленным чашкам, а потом, справившись с эмоциями, поставил перед гостями несколько креманок с медом.
– Пробуйте! А если угадаете, откуда пчелки его брали, возьму вас летом на пасеку и покажу все, что сам знаю.
Пройдет три года и ранним летним утром, пока жара еще не вступит в свои права, Светлана устроит Лидию Сергеевну на балконе, турнув с ее любимого кресла Барсика, и спросит:
– Чай, кофе или другие деликатесы?
– Чай, Светик. И кусочек «Наполеона» твоего.
– Ничего себе у вас завтраки! – Света усмехнется, но выполнит просьбу.
– Надо же доедать его! Жаль выбрасывать. Завтра мы в деревню уедем, и кто его есть будет?
– Барсик! – Света рассмеется и, перегнувшись через перила, окликнет мальчишек. – Рядом с домом и не очень долго! И за Лизой присматривайте! А то знаю я вас! Укатите, а бедная девочка будет вас догонять!
– Мам! Эта «бедная девочка» нас гоняться за собой заставляет! – Антон возмущенно фыркнет и погрозит кулаком своей подружке. – Велики вроде одинаковые, и покупал их дед нам тоже вместе, а она носится так, как будто ей ветер в колеса накачали.
– Так ты деда попроси, он и тебе накачает! – Лиза, оседлав своего железного коня, рванет с места, уже на ходу показав язык мальчишкам, и, не слушая их возмущенные возгласы, покатит в сторону рощи, распевая во все горло.
Лето только началось, впереди масса всего интересного и это первый год, когда ей не придется уезжать далеко от деда и друзей. Разве не здорово? Так почему бы тогда и не спеть?
Два голоса подхватят песню, один – почти баском, а другой – срываясь на фальцет, и Лиза рассмеется, точно зная, что день будет хорошим.
Крылья
– Валя-Валя, Валентина! Иди сюда! Чего застеснялся? Все девицу из себя строишь?!
Мальчишки, облепившие смешную разноцветную избушку на детской площадке, загоготали, и Валентин, стиснув зубы, зашагал быстрее, стараясь не смотреть в их сторону.
Глянешь разок, и мало не покажется. Проходили уже! Мама потом опять ахать будет, выпытывая, откуда у него синяк.
А что ей сказать? Что не такой, как надо? Что имя ему дали не такое и вообще воспитывали неправильно? Парни вон все спортом занимаются, а он что? Музыкальная школа да художественная! И все! Сколько раз просил маму отдать его в секцию… Так нет! Охи-ахи и лекции на тему, что не всем надо уметь кулаками махать. Кому-то нужно и искусству служить. Особенно, если талант есть.
Таланта ему было не занимать. Это все учителя говорили. Да и что тут удивительного? С его-то генами? Отец – художник. Дед, в честь которого его, Валентина, назвали, известный скрипач. Куда деваться? Нужно соответствовать. Вот Валентин и старается. Получается, правда, неважно. Или ему так кажется. Мама твердит, что он молодец, но ему этого все равно мало. Сам-то понимает, что не дотягивает до уровня «предков».
Про гены – это не он придумал, а бабушка рассказала. Она
