Рассвет сменяет тьму. Книга первая: Обагренная кровью - Николай Ильинский
— Да нет, Захар Денисович, хату твою под молоканку приспособили, ну, понимаешь, под сепараторную отдали… И колхоз, и просто все нагорновцы… все, у кого корова имеется, лишнее молоко туда свозят… Но поскольку ты теперь вернулся, мы в правлении обмозгуем это дело… А жена твоя, Акулина Игнатьевна, жива-здорова, в колхозе трудится, в бригаде огородников: капусту, кормовой бурак, лук и прочее выращивает, никто в этом ей не отказывает, — уже несколько обрадованно сообщил Забродин. — Теперь ей легче станет, уж больно истосковалась она без тебя…
— Я тоже о ней дюже горевал, — вздохнул Захар и собрался идти.
— Тогда до встречи в Нагорном. — Забродин сел на бричку и взял в руки вожжи. — Пока, Захар Денисович… Да! — Он резко обернулся к Тишкову. — Ты уж не обижайся на меня, я тебя отстаивал, но…
— Да вы что, Константин Сергеевич! — угрюмо ответил Захар. — Вы-то при чем?… Это все языкастый Антоха Званцов… Он навел на меня беду!.. Но я и его простил… Так Господь велит!..
— Спасибо, — кивнул Забродин и дернул вожжи, легко хлестнув ими по вспотевшей спине коня. — Но! Пошел!.. — Бричка тронулась.
— Не за что спасибо, — махнул вослед ей рукой Тишков. — И все равно…
— Что все равно? — не понял Забродин, остановив коня.
— Это я так, ничего, Константин Сергеевич, скоро конец света, а мы все трепыхаемся… Топим друг друга… Уж немного осталось-то…
— Какого света? — Забродин поднял брови.
— Не мной сказано, а так есть в Писании.
— Бросьте, Захар Денисович, это у вас хандра, идите домой, отдыхайте… Но! — Он снова дернул вожжи.
И Захар медленно поплелся по пролеску. А впереди уже виднелись камышовые крыши хат с побеленными стенами, старые и новые плетни и изгороди, опоясывавшие дворы и зеленые сады. И над всем этим возвышалась старая церковь, словно апостол, вышедший на выгон с проповедью, да так и не досказавший ее, застывший, окаменевший в изумлении и страхе перед людьми, у которых вместе с имуществом отобрали и веру.
А спустя каких-нибудь полчаса Забродин уже сидел в прохладном кабинете первого секретаря райкома партии Юрия Федоровича Морозова, который уже несколько лет после повышения по должности Дубравы занимал этот первый пост в Красноконском районе. За минувшие десять лет он выполнял многие обязанности в районных и областных учреждениях власти и, наконец, был направлен в свой же район, где его с редким единодушием избрали первым секретарем ВКП(б), к нескрываемому неудовольствию и банальной зависти Жигалкина, который спал и видел себя именно на этой высокой по районным масштабам должности. Но ему все время поручали одно и то же дело — вести пропагандистскую работу, и то лишь учитывая его заслуги как бойца Первой Конной армии, которая была создана в большом селе Великомихайловка Новооскольского района. Вместе с Забродиным в кабинет первого секретаря вошел и Жигалкин.
— Прежде чем обращаться с просьбой к Юрию Федоровичу, объясни мне, — не давая Забродину и рта раскрыть, наседал Жигалкин, — объясни, ты, секретарь партийной организации колхоза имени «13-го Октября» (это название, предложенное им тогда на собрании, не сходило у него с языка), почему за два последних года твоя партячейка наяву не изменилась ни количественно, ни качественно? Что — в колхозе перестали водиться хорошие люди?
— Ну, насчет качества, Пантелеймон Кондратьевич, ты ошибаешься, — уклончиво пытался обойти этот вопрос Забродин. — Люди растут… Это, брат, диалектика!.. Делаем мы много и хорошо, наш колхоз не из худших в районе… А что касается количества… Так ведь с бухты-барахты в партию кого попало не возьмешь… Кандидаты на дороге не валяются, их искать и готовить надо…
— Ты наяву готового принять не можешь! — горячился Жигалкин. — В Нагорном давно испеченный кандидат есть… Сколько лет он в нашу дверь стучится… Этот… Как его? Ну, да — Антон Перфильевич Званцов… Я отца его Пешку хорошо знал, порядочный мужик был…
— Антон Званцов?! — удивился Забродин. — А зачем он нам? Это не человек, а линь — скользкий, в руках не удержишь… Суетится, а все без толку… К тому же… — Забродин почесал пятерней за ухом. — К тому же ты, Пантелеймон Кондратьевич, первым наказал бы меня, пришил бы политическую близорукость и забывчивость… Припомнил бы ты мне, как этот, по твоим словам, испеченный кандидат в партию в тридцатом году не захотел крест снимать с купола церкви. Ты как блюститель воинствующего атеизма в нашем районе что бы со мной сделал? Одним замечанием я не отделался бы!..
— Ах! — Жигалкин не стал слушать Забродина и отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Когда это было! Сам же говоришь, диалектика! Антон наверняка исправился за эти годы, созрел наяву… Скажи, так он теперь полезет на самую макушку любого купола!.. Думаешь, я был зрелым атеистом, когда с товарищем Буденным в Великомихайловке…
— Ну, все, хватит, — вдруг вмешался в разговор Морозов, закончив подписывать какие-то бумаги на столе, — зря спорите. — Склонившись над столом, он до этого с насмешливым выражением на лице слушал перепалку однопартийцев. — Здесь не сбор ветеранов гражданской войны, и про Великомихайловку давно уже знаем все досконально… Что вас, Константин Сергеевич, заставило в такое пекло ехать в район? Вопрос, видимо, серьезный?
В нескольких словах Забродин изложил суть своей проблемы. Пять лет назад в Нагорном на радость родителей и детей открылась средняя школа, директором которой назначили именно его, учителя истории.
— Факт отрадный, школа работает, — стал неспеша подходить к главному директор, — но вот, — вздохнул он, — учеников много, а помещений для классов катастрофически не хватает. Проблема эта не новая, вы знаете, но…
— Выходит, перенаселение учащихся, — улыбнулся Морозов и даже хлопнул в ладоши от удовольствия. — Это же прекрасно! Начинаем восполнять численность населения, изрядно сокращенную после гражданской. Это же прекрасно! — повторил он.
— Конечно, конечно, Юрий Федорович, — кивнул Забродин. — Этому только бы радоваться, а тут хоть плачь!.. У меня ведь в девятом классе только ребят девять человек! И девушек не меньше…
— Да, постарались наши бабы в двадцать пятом году, — заметил Морозов и засмеялся.
— Нэпманский всплеск! — скривил губы Жигалкин. — Отрыжка старого…
— Ну, это ты брось, Пантелеймон! — сурово заметил Морозов. — При чем тут нэпманский, да еще отрыжка? Это наша действительность — население увеличивается! Жизнь улучшается, демография набирает ход.
— У меня не меньше учеников и других годов рождения, — словно оправдываясь, заметил Забродин. — Главное то, что все хотят получить среднее образование, у ребят такие мечты: им уже и Чапаева мало, и Чкалова недостаточно… Когда это было в Нагорном? А конкретно меня тревожит вот что: за окошком май, заканчивается учебный год, а там и
