Круг, петля, спираль - Анна Баснер

Содержала производство в образцовом порядке: каждая тряпица, моток проволоки и кусок пенопласта были у нее учтены, разложены по коробочкам и подписаны. Исключительно, между прочим, полезно: в их деле никогда не знаешь, что тебе понадобится в следующую минуту, а тут, что бы Федор ни попросил – холстину, рулон золотой типографской фольги или жесткую щетку, – предмет отыскивался моментально.

Как и Федор, Мейв умела делать и думать руками. Уже не просто шила, а еще и фактурировала ткани, подучившись у бутафоров, ну и самостоятельно многое осваивала. Гораздо, гораздо глубже Федора погружалась в проекты заказчиков. Усердно копала источники, кропотливо прорабатывала костюмы. Федор однажды застал ее – не поверите! – за изучением погодных карт тысяча девятьсот сорок второго. В архивах нашла.

– Господи, зачем тебе эти простыни? – изумленный Федор грохнул пакетами из хозяйственного о бетонный пол и в мыслях чертыхнулся: не побились ли лампочки, еще предстояло всю ночь собирать для учебного театра световую инсталляцию…

– Летняя форма, – ответила Мейв. Заметив замешательство мужа, добавила: – В спектакле сцены на двух фронтах, Сталинград и Ленинград.

– И что?

Федор с опаской потрогал дно пакета: осколки не прощупывались. Заглянул внутрь. Лампочки в рифленых картонных рукавчиках уцелели.

– Как думаешь, засушливый климат на юго-востоке отличается от нашей любимой Чухляндии? – Мейв взмахнула ресницами на окно, где дрожал зазябший темно-серый город, насквозь пропитанный и окутанный водяной взвесью. – Отличается. А что это значит? Что под Сталинградом, в плюс тридцать, у солдат гимнастерки должны быть абсолютно выгоревшие. Как минимум на плечах и спине. И солевые пятна-выпоты надо им сделать.

– А в наших болотах наоборот, вещи, скорее, плесенью покроются, – подхватил Федор. – Сапоги кирзовые уж точно зацветут, если хранить сырыми как попало.

– Точно! Плесень. В холодильнике, кстати, прекрасный образец, – хихикнула Мейв. – Давно в нижний ящик заглядывал? Лимон твой за два месяца запушистел, на зверушку домашнюю уже похож. Ой, ладно, потом уберешь. Смех смехом, а ведь у нас есть вытертые плюшевые лоскутики сине-зеленого цвета, может, их и пустить сюда?

У Федора имелось более практичное решение.

– Намучаешься клеить. Лучше нанеси основу для краски «мелкая крошка». И покрой зеленкой.

– Наверное. Ладно. Подумаю. Я еще военные приказы по региону обнаружила. – Мейв порылась в залежах бумаг. – Вот, написано, читаю тебе. «Постоянного контроля за ноской и ремонтом обмундирования нет. Бойцы не имеют иголок и ниток». Представь, в каком состоянии форма.

Во дает жена… В такие минуты Федор восхищенно качал головой, подходил к Мейв, прижимался к спине. Сгребал лапой рыжую копну, ощущая губами трепетные мурашки на оголенной шее, где болтался нагретый хвостик витой цепочки с миниатюрной серебряной гирькой. Тискал, гладил и щекотал, прикидывая, убрался ли уже к себе на Горьковскую Станислав Ильич, завел ли горбатого «Запорожца» или все еще вошкается, чертовски некстати, на втором этаже. А Мейв шутливо отпихивала Федора: «Милый, ну что ты, аврал же, сам говорил…» Извернувшись, со смехом, выхватывала из стакана сухую беличью кисточку и легонько обмахивала Федору нос, отчего он чихал, а она хохотала, и погодные карты, прохладно шелестя, стекали со стола на пол.

И все же создавать костюмы, даже такие продуманные, – просто ремесло. Другое дело – актерский дар, способность перевоплощаться, вступать в контакт с нездешним. Нет, вы не подумайте, Федор вовсе не склонен идеализировать театральных: за кулисами он навидался всяких. И жеманных кривляк с непомерными амбициями, и бесталанных интриганов, и просто непроходимых дур. Тем не менее Федор знал: хорошему артисту поверят без маскарада. Без реквизита. А Мейв такая. Создана для сакрального, а не мирского.

Федор предлагал нанять ей в мастерскую сменщицу, но она обрывала на полуслове: «Чушь не пори». Нет, чуть-чуть Мейв все-таки играла. Сумела приткнуться к детскому драматическому театру. Как иногда казалось, только чтобы его успокоить. Выступала, правда, без особых оваций. И в основной состав, увы, не вошла.

Федора раздирали противоречия. С одной стороны, просто смешно: роли Мейв доставались отнюдь не по масштабу дарования. Погонщица слонов в «Аленьком цветочке». Гофмейстерина в «Двенадцати месяцах». Какая-то ерунда. Детские утренники вместо большой сцены. С другой стороны, нехотя признавал Федор, мастерскую он без Мейв бы не вытащил. Без искусной портнихи в их творческом бизнесе не преуспеешь. Но важно даже не это. Они тянули общее дело, понимаете? Бежали бок о бок в упряжке. Федор, рослый и выносливый, – коренник в оглоблях, тягловая сила. Мейв – лошадка пристяжная, грациозная, мчалась резвым аллюром рядом в постромках, облегчала ношу.

Настоящая семья. Жили единым графиком. Думали об одном. Дышали в унисон. Засыпали, плотно вложенные друг в друга, поворачивались синхронно. Сны разве что разные видели. Ими не делились, чтобы оставить хоть что-то свое.

Как-то само собой исполнилось давнее желание Федора: Мейв так закрутилась, что совершенно выпала из ролевой тусовки. Только имя системное и осталось – дома, для друзей. Скучала она без игр? Да, наверное. Федор не раз застигал супругу над раскрытым альбомом: разглядывала фотографии с лесного полигона. Говорила, дескать, это я платья смотрю. Для вдохновения. А у самой голос дрожал. Вранье. «Может, съездишь?» – скрепя сердце предлагал Федор. Мейв лишь устало вздыхала. Забот у них, если честно, было по горло. Не до маскарадных выездов. Пятый год без отпуска. И Федор, краснея от подловатого, постыдного облегчения, сочувственно обнимал жену, зарывался носом в душистые щекотные волосы. Правильно. Нечего ей там делать.

Свободного времени действительно не оставалось. В перерывах между проектами все трое учились: не отставал от молодых и Станислав Ильич. Постоянно экспериментировали, комбинировали, пробовали новое. Каждый заказ требовал не только умений, но и фантазии. Ну вот, скажем, обратились в мастерскую музыканты: им для клипа с подводными съемками понадобились реалистичные русалочьи хвосты. По замыслу, в них должны были плавать пронзительно голубоглазые и маневренные синхронистки.

Вот это задачка… Сперва нарисовать на бумаге эскиз. Рабочую модель – ростовую, двухметровую – изготовить из скульптурного пластилина, сотни чешуек проработать фактурно. Отлить по ней гипсовую или эпоксидную форму-негатив. Покрасить ее аэрографом и кистями прямо внутри, послойно: чешую в серо-зеленом морском оттенке, с переходом то в бежевый, то в рыжеватый, плавники – в грязно-розовом, с фиолетовым градиентом. Потом заполнить негатив силиконом. Извлечь гибкую прокрашенную заготовку, обрезать излишки, зачистить поверхность, придать цветам яркость. Когда изучали расцветки и делали пробные выкрасы, мастерская напоминала рыбозаготовочный цех. Лещи, караси, селедка – Мейв приносила с рынка вонючие дряблые тушки.

И это не все! Чехол внутренний надо было скроить двухслойный. Набивку придумать, да такую, чтобы при движениях человеческие коленки и пятки не угадывались. Крепеж соорудить, дополнительное армирование. Сшить и склеить накрепко, не дай бог во время съемок развалится. Утяжелить, иначе всплывет. Еще хитрый момент – как придать хвосту эластичность, обеспечить характерное гребное шлепанье плавника? Искали, подбирали… И что бы вы думали? Дверные пружины.

И потом, правдоподобная русалка – не один ведь только хвост. Это чешуйки на тело и перепончатые перчатки. Это хищные зубы. Это волосы особенные для полноты образа. Шиньоны с водорослями, над которыми колдовали коллеги-гримеры.

Про бутафоров пошла молва в профессиональных кругах. Их номер телефона передавали из рук в руки. Особенно ценили клиенты угрюмую готовность двух сноровистых неразговорчивых мужиков и яркой пышноволосой девицы браться за самые смелые оформительские затеи в самые нервные, сжатые сроки. В общем, непостижимым для Федора образом эта самодельная, абы как сбитая телега на гигантских вихлявых колесах, взвизгнув рессорами, сдвинулась с места и, поерзав в туманной неопределенности, теперь набирала ход – прямиком в прозрачные голубые дали, в заманчивое безубыточное будущее, где погашен кредит, ежедневник расписан на полгода вперед и довольные заказчики оплачивают счета без проволочек.

Забавно, что наобещавший заказов с телевидения Валька долго телился и, кроме оформления съемок нескольких рекламных роликов, ничего существенного не предлагал. Но Федор и за то был благодарен. Кризис, все всё понимали. Зато в две тысячи одиннадцатом друг обрушился с грандиозными новостями. Продюсерский центр, в котором он прикормился и возмужал, планировал колоссальный проект. Ретродетективный сериал с элементами мистики. Серебряный век: богоискатели, медиумы, духи, эсеры-террористы… Минимум два сезона! Господдержка! Декораций и бутафории – во!

– Напомни, вы с дедом трупы делаете? – спросил Валька, сыто