Идущая навстречу свету - Николай Иванович Ильинский
— Валера, говори, зачем позвал… Если опоздаю и наша подвода уедет без меня, сяду тебе на холку и будешь нести меня до самого Нагорного, понял?
— Понял, понял, — махнул он рукой и, видя, что она и Кривичский все еще стоят, почти приказал: — Да вы садитесь… Стоите, как грех над душой!.. Все уже из кабинета вышли… Оба садитесь! Особенно, Татьяна, ты, иначе можешь упасть… Серьезно говорю!
— Ого! — в недоумении произнесла Татьяна и села, положив руки на стол. То же самое сделал и Кривичский.
— Владимир Николаевич из Белоруссии, — продолжил Демин и спохватился: — Я уже говорил, что он из Белоруссии… На его глазах… — он осекся, замолчал, долго не мог говорить (не давал застрявший в горле ком) и только потом продолжил: — Вообще, Таня, Владимир Николаевич хорошо знал и видел, как погибла Савощенкова Прасковья, наша Пашенька…
Татьяна охнула, вскрикнула, действительно чуть не свалилась со стула на пол, но удержалась, ухватившись за край стола и потянув на себя тяжелую суконную скатерть. Со стола сползла пепельница и звякнула о пол. Демин вскочил, схватил Татьяну за плечи, удерживая, чтобы не упала.
— Ну, ну, Таня… Таня… Черт! Где же графин с водой? Владимир Николаевич!..
Кривичский быстро налил из пузатого графина, стоявшего на окне, в цинковую кружку воды и подал Татьяне. Но она отстранила рукой кружку и тихо попросила:
— Расскажите, — на глазах ее блестели слезы, зубы выбивали дробь, сердце учащенно колотилось, испарины пота выступили на лбу. — Теперь же!..
Взволнованный Кривичский судорожно стал рассказывать о том, как впервые увидел Савощенкову Прасковью, как был приставлен к ней командиром отряда в помощники, чтобы и помогать ей, и охранять ее, как ходил вслед за нею в городской поселок, как по ее донесению освобождали детей из немецкого плена.
— Детишек спасли, а вот сама… навсегда осталась в лесу… Жизнь свою отдала, чтобы спасти детей, из которых немцы выкачивали кровь для своих раненых…
Он умолк, тяжело опустив голову на грудь. Видно было, как трудно ему обо всем этом вспоминать. Раненого, его тогда вывезли на самолете на большую землю. Пришлось долго валяться в госпиталях, раны плохо заживали, а когда врачам удалось все-таки поставить его на ноги, он тут же попросился отправить его за линию фронта. Но ему указали на еще слабое здоровье и на то, что на территории Белоруссии уже вовсю гремит «концерт» на железнодорожных путях, устроенный народными мстителями, оказывающими неоценимую помощь войскам 1-го и 2-го Белорусских фронтов. Операция «Багратион» успешно завершалась.
— Пока ты доберешься до родных пенат, Белоруссия будет уже полностью освобождена от немецких оккупантов, — сказали ему в одном из райотделов милиции Подмосковья. — Лучше пока помоги нам, очень уж здесь много жулья развелось…
Работал Кривичский в милиции исправно, но вдруг пришел приказ возвращаться в родные места. Даже была определена точка назначения — Гродненская область, где особенно подняли голову бандитские формирования Армии Краевой. Польским националистам показалось, что территория Западной Белоруссии — это часть польской земли, и они подняли гвалт: «Даешь восточные кресы!» А эти кресы в нескольких километрах от Минска. За хорошую работу Кривичскому в качестве поощрения дали отпуск, который он мог использовать по своему усмотрению.
— И вот я здесь, — объяснил Владимир, — посчитал себя обязанным рассказать отцу и матери Савощенковой Прасковьи, где воевала и как героически погибла их дочь…
— Я думаю, надо собрать людей в Нагорном и всем рассказать о Прасковье, — предложил Демин. — Известных героев мы знаем, а сколько безвестных! Но мы всех должны знать и чтить! Вспомни, Таня, сколько наших нагорновских ребят и девчат не вернулось домой, а где и как они сложили свои головы, даже в военкоматах толком не знают…
— Людей собрать, Валера, я подсуечусь, — вытирая слезы носовым платком, сказала Татьяна и сообщила Кривичскому: — Родителей Паши нет в живых… Мать Авдотья Свиридовна и отец Игнат Петрович умерли, не дождавшись конца войны, а больше родни у нее нет… То есть как нет?! — спохватилась Татьяна. — Мы, все нагорновцы, ее родня, от мала до велика!.. Будет хорошо, Владимир Николаевич, если вы приедете в Нагорное и в нашем клубе расскажете о Пашеньке ее односельчанам…
— Я по-другому и не мыслю, — живо ответил Кривичский как о само собой разумеющемся и давно решенном. — Мне обязательно надо быть в Нагорном!.. А ты там подсуетись…
— Подвода теперь уехала, — размышлял Демин, — поэтому возьмите мою машину, она хоть и развалюха, но все же не пешком идти, — предложил он и вдруг спохватился: — Нет, нет, друзья! И я еду с вами…
Помещение клуба было забито до отказа. Казалось, явилось не только все Нагорное, но и Подгорное, ведь вся молодежь этого соседнего села училась в Нагорновской школе, знали друг друга, дружили. Пришла в клуб и учительница русского языка и литературы Антонина Владимировна Нечаева. Ее посадили за столом на сцене рядом с Татьяной, Деминым и Кривичским. Встречу вела Татьяна, а Кривичский рассказал собравшимся о партизанских отрядах, действовавших на территории оккупированной фашистами Белоруссии, о Прасковье Савощенковой.
— Ее, радистку, вместе с сослуживцами высадили на территории нашего партизанского отряда на парашютах… Их отряд выполнял особое задание… Как докладывали в нашем штабе, он успешно решил свою задачу и мог бы спокойно возвратиться назад в тыл, но… — вдруг замолк Владимир Николаевич.
— Что — но? — поторопила его Татьяна.
— Дети, — покачал головой Кривичский, — дети из местного детдома… Фашисты кровь из них выкачивали для своих раненых солдат… Коротко, этих детишек мы решили освободить из фашистской неволи, собрать в лесу, в партизанском отряде, и вывести на самолете в тыл… Усадили в самолет всех, должна была улететь с ними и Прасковья Игнатьевна… И улетела бы, я знаю, что детишек доставили в тыл живыми и здоровыми, но… Опять — но!.. Самолет готов был уже тронуться с места и подняться в воздух, но немцы пронюхали, узнали, где находится лесной аэродром, и окружили его… Наш отряд отбивался как мог… Не села в самолет и Прасковья, она заняла оборону, уничтожая врага, и все-таки позволила самолету улететь, а сама в этом бою погибла… Меня тогда же ранило, не помню, как втащили в самолет, и я оказался в тылу, в госпитале. … Главное, знайте о Прасковье, она — герой, слава ей… Ну, а дальше я все сказал… Мне это надо было передать вам, нагорновцам, все знайте: Прасковья Игнатьевна Савощенкова… —
