Идущая навстречу свету - Николай Иванович Ильинский
И на этот раз говорили о многом и ни о чем, коль не было денег. Какие могли быть дела без денег, сколько воду ни толки в ступе — вода и будет, и лезть в ступу нечего, только обляпаешься. Больше всего руководителей сельсоветов ругали за несвоевременные сборы налогов с населения. Давай налог со всего — видимого и невидимого. Заприметят весной, у кого в огороде деревцо зеленеет, осенью придут налоговые агенты и потребуют: сыпь в мешок яблоки или груши либо деньги на стол! Есть ли во дворе у кого корова или давно нет — молоко все равно неси в сепараторную, есть куры, нет кур — яйца все равно давай.
— Вот вы сами себя и начинайте доить, и яйца сами несите, клуши, — зло шутили мужики в чине председателей сельсоветов над женщинами — коллегами по должности.
— А с вас и клока шерсти не настрижешь — облысели, головы на колени похожи, — с тем же ехидством отвечали женщины, возглавлявшие местные сельсоветы, подмечая тем самым, что мужчины-председатели все, как на подбор, пожилого и даже запредельного возраста. Особенно быстро находила в ответ слова именно Татьяна Крайникова. Прилепов уже не раз косо поглядывал в ее сторону. «А может быть, не надо было менять шило на мыло, — думал он, — пусть бы Анна Анисова оставалась председателем Нагорновского сельсовета — она не столь ершистая, хотя тоже исполнитель не ахти какой, но хоть язык за зубами больше держала, а этой палец в рот не клади — отгрызет, и не только палец, а руку по самый локоть…»
На каждом совещании отчитываться заставляли всех, но по-прежнему шумно и бескомпромиссно всегда выступал вечный уполномоченный по какому-либо полномочию, но все равно работник то ли райкома, то ли райисполкома непотопляемый Пантелеймон Жигалкин. И на этот раз он попросил слова, выше всех и решительнее всех подняв руку. За трибуной по привычке отхлебнул глоток воды из граненого стакана, поглядел поверх голов на собравшихся, словно вождь, и стукнул кулаком по трибуне.
— Вы думаете, что со смертью Оськи Огрызкова у нас вывелось кулачье? — прицелился он прищуренными глазами в кого-то из сидящих в зале. — Ошибаетесь! Хватит на наш век Огрызковых! Партия нас учит: оглянитесь, товарищи, вокруг и вы увидите этих Огрызковых… Я лично, — глубоко вздохнул он, — за версту их чую! Еще когда от Великомихайловки до Воронежа с товарищем Буденным Семеном Михайловичем. … это самое. Да! — погрозил он кому-то кулаком, глядя в угол зала, словно там и копошились недобитые легионы белых конников. — Меня не проведешь! Это они, Огрызковы, саботируют выплату земельного и… — на этот раз сокрушенно, даже с горестью вздохнул он, — и прочего, и прочего, и прочего налога… А некоторые председатели сельсоветов в это время молчат в тряпочку, спят, блаженствуют и никак не проснутся. Я мог бы по именам назвать эти антипартийные элементы, вывести их, так сказать, на чистую воду, за ушко да на солнышко, но не буду портить вам настроение… Однако будьте уверены, мы их разбудим! — Не рассчитав силы, он сильно ударил себя в грудь кулаком и закашлялся, а кончив кашлять, продолжал: — В свое время товарищ Сталин Иосиф Виссарионович и вожди советской власти говорили…
— И что же они говорили? — не сдержалась Татьяна.
— С точки зрения марксизма они говорили, товарищ Крайникова… — назидательно ответил ей Жигалкин, — хотите жить, как в кинофильме «Кубанские казаки», а трудитесь, как при царе Горохе, налог вовремя собрать не можете… Не прислушиваетесь к советам товарища Лысенко!
— Торфонавозные горшочки?! — насмешливо переспросила Крайникова.
— Товарищ Лысенко — академик! — воскликнул Жигалкин и тут же поправился: — Народный академик он, товарищ Крайникова!..
— Помню, как отец мой пахал, — не только для Жигалкина, но для всех вдруг сказала Татьяна, — на коне пахал… Глянет на кончик сохи — глина появилась, нет, говорит, глубоко в землю влез, а нынче тракторами всю глину наверх подняли… И это знаменитое черноземье?… Глаз нужен, глаз, а у нас от крестьянина требуют только план… А крестьянин — это Атлант, на его плечах все держится…
— И война? — спросил кто-то с издевкой.
— И война, — не обернувшись и не глянув на говорящего, резонно ответила Татьяна и тут же посоветовала: — Почитайте настоящего академика от земли, профессора Алексея Васильевича Чаянова!
— Кулацко-эсэровский выкормыш… Не зря расстреляли!..
— Реабилитируют!.. Человек, делавший все для того, чтобы земля давала больше хлеба, по определению не может быть врагом народа…
— Что?!.. Да как вы… — от ярости побагровел Жигалкин.
— Крайникова, ты бы попридержала язык… А? — вмешался Прилепов. — С Чаяновым есть кому разбираться, стали о нем писать положительно… Я сам читал!..
— А кто пишет-то? — почти кричал Жигалкин.
— Люди, — ответил ему Прилепов.
Что тараторил дальше Жигалкин, Татьяна не слышала: к ней подошли, нагнулись и на ухо шепнули четко и твердо:
— Крайникова, вас Демин требует к себе…
— Валера Демин? — по наивности ляпнула Татьяна, обернувшись назад.
— Валерий Ильич Демин, — со всей серьезностью, почтительностью и многозначительностью поправили ее и добавили железным тоном: — Начальник районного отдела государственной безопасности…
— И когда нужно итить? — чуточку оробев, опасливо спросила Татьяна.
— Сразу после совещания, без вас примут соответствующее решение и вы с ним ознакомитесь позже… По протоколу!..
Татьяна ерзала на своем кресле, отворачивалась, краснела, плохо слушала грозные указания Прилепова и даже не помнила, назвал ее фамилию председатель райисполкома или нет. Как-то все пролетело мимо ушей. «Не к добру он меня вызывает, — с тревогой подумала Татьяна, — ох, не к добру. …Но я же ничего против советской власти не сказала!.. За что же меня-то в каталажку? По молоку и мясу отстаю? Так где я его, это мясо, возьму, от себя, что ли, отрезать, так опять же, и у меня на костях еще не наросло… Да нет, при чем тут КГБ и мясо?…»
Спустя несколько минут Татьяна с непонятным волнением и настороженностью, ибо ее до сих пор будто металлическими прутьями по ушам хлестал тот, кто приглашал к начальнику НКГБ, подошла к двери с вывеской «Райотдел НКГБ» и робко постучала в нее
