Последний человек в Европе - Деннис Гловер

Мосли, стоя на сцене в свете прожектора, перед огромным висящим с потолка микрофоном, с легкостью играл свою роль, жестикулируя правой рукой, словно римский сенатор. Скандирование продолжалось, перемежаясь возмущенными криками, когда банды чернорубашечников стаскивали со стульев самых шумных гостей и выталкивали за двери зала, где их уже поджидали. Наконец Мосли утихомирил толпу всего одним мановением руки.

– Задумайся о своей жизни, народ северной Англии. Вы рождаетесь, едите крошки галет, вкалываете долгими часами под землей или на заводах до упада, а когда не можете работать ни минутой дольше, вас швыряют в работный дом – или, когда международные финансисты решают сократить производство, переводят на пособие после несправедливой проверки нуждаемости[13]. Ты, сталевар: почему ты должен работать сокращенные часы, а твои дети – ходить голыми и босыми, когда Британии нужны танки, крейсеры и самолеты? Почему ты, безработный шахтер, должен наскребать гроши на уголь, глядя, как твои дети голодают, а зарубежные пайщики набивают карманы?

Его по-прежнему освистывали, но лишь коммунисты и НРП, а скоро и их заглушили все более громкие аплодисменты.

– Почему так происходит? Неужели потому, что Британия не может поддержать тех, кто трудится на ее благо? Или же потому, что у вас воруют плоды вашего труда?

– Богатые сволочи вроде тебя! – крикнул кто-то. – Капиталисты!

– Евреи! – возразил кто-то. И тут же взорвались аплодисменты.

– Вы сами это сказали, сэр, не я, – продолжил Мосли. – Я говорю: нам нужно новое правительство – из людей, способных принимать решения.

Дегнан залез на стул.

– Здесь не все могут жить на наследство покойных жен, Мосли! – крикнул он.

– Или любовниц, – прибавил кто-то другой.

– Да, – воскликнул Ферт, – бойкот «Гиннессу»!

Раздался смех.

– Ты миллионер и убийца, Мосли. Когда ты в последний раз работал? Куда ты вложил деньги? Изменник!

Мосли кивнул своим чернорубашечникам.

– Разнесите по миру весть: Англия жива и не сдается! Мы сделаем Британию сильнее! – Он уже весь побагровел. – Одна единая нация – шахтер и лавочник, рабочий и крестьянин. Вот именно – даже евреи поставят Британию прежде своей общины.

Тут вскочили зрители обоих лагерей – либо для стоячих оваций, либо для новых оскорблений. Воздух так и гудел от концентрированной ненависти. Когда вновь стали скандировать «Мосли!», в зале разом взметнулись в фашистском приветствии сотни рук, словно в театральной постановке. Активисты рядом с Оруэллом повышали голос, но без толку. Дегнан все еще потрясал кулаком, стоя на стуле с перекошенным от ярости лицом, и кричал: «Свинья, свинья, свинья!» К нему уже пробивалась группа чернорубашечников.

Визг Мосли продолжался. Пока он неистовствовал, чернорубашечник с крысиной рожей и его приятели стащили Дегнана в проход и вытолкали в конец зала, где он споткнулся и повалился на пол, и тогда на его лицо и промежность обрушились тяжелые сапоги. Изо рта в темную лужу крови выпали сломанные вставные зубы. Ферт, сидевший в нескольких рядах впереди, пытался прорваться к нему на помощь, но наткнулся на стену чернорубашечников. Тогда он бросился в другую сторону, чтобы влезть на сцену, думая, что так быстрее доберется до другого прохода, но там его опрокинули и стали хлестать резиновыми шлангами.

– Типичный пример тактики красных! – показал Мосли на зрелище, уже освещенное прожектором. – Мы не хотим драться, дамы и господа, но если нас встречают насилием, то мы покажем насилие в ответ.

– Мосли, Мосли, Мосли… – ритмичное скандирование достигло крещендо.

3

Уиган, март 1936 года. Зрелище перед ним словно вышло из научной фантастики. Шла пересменка, и из-под земли, словно морлоки[14], лезли тысячи низких чернолицых людей в грязных спецовках. Скоро он и Альберт Грей – маленький и лысеющий, но могучий человек сорока пяти лет, которого богатый редактор-социалист «Адельфи», сэр Ричард Риз[15], предложил Оруэллу в провожатые, – казались рифами в набегающих волнах шахтеров, запрокидывающих бутылки и сплевывающих черную смесь чая и угольной пыли на сланец и слякоть под ногами. Здесь не было устроено душа – эти люди отправятся домой, чтобы их отскабливали жены.

Когда утренняя смена рассосалась, Оруэлл подошел к клети в окружении опытных шахтеров с синими носами и скверными зубами. Они набились, как сардины в банке; при росте в метр девяносто ему пришлось снять деревянный шлем и сутулиться – и все равно он упирался макушкой в потолок. Затем пол под ногами ухнул вниз, сотрясая его начинку, и они нырнули в бездну. Оруэлл ощутил движение, только когда они замедлились, – причем, что странно и нелогично, движение вверх. Незадолго до остановки он различил в скале за прутьями белые проблески – видимо, окаменевшие кости давно вымерших животных. На такой глубине они должны быть поистине древними – возможно, теми самыми гигантскими рептилиями, что ходили по Англии еще до первого человека.

Клеть встала, дверь отодвинулась – и они вышли словно в гороховый суп. Порыв воздуха принес в его легкие частицы угольной пыли и вызвал щекочущий кашель. Он огляделся, ожидая уже увидеть, как люди колют скалы кирками, но увидел только суету и движение, когда мимо протискивалась другая группа рабочих, чтобы подняться наверх.

Грей, сам шахтер, показал на одно из небольших отверстий, ведущих из галереи.

– Забой там, Эрик. Береги голову.

«Джорджа» он решил оставить для литературного мира. Идти было сложно – под ноги подворачивались булыжники и слякотные лужи, словно на осенней ферме. Через несколько сотен метров нытье в костях от сутулости – куда сильнее, чем у всех вокруг, ниже его на голову, – уже было попеременно то утомительным, то мучительным. Одновременно болели позвоночник, шея и икры, неимоверно хотелось либо распрямиться во весь рост, либо лечь и вытянуться. Кое-где ошеломительный вес полукилометровой скалы выгнул балки, поддерживающие потолок, и ему приходилось сгибаться в три погибели, несколько раз задев спиной зазубренные камни – особый вид пытки.

Когда уже стало совсем невмоготу, Грей радостно крикнул: «Еще четыреста метров». С тем же успехом мог бы сказать и «четыреста километров». И вот когда колени и бедра уже отказывались подчиняться командам мозга, они вышли к забою.

– Мы на месте!

Остальные развернули из ветоши инструменты и принялись за свой оплачиваемый труд, а он повалился на землю – такой измученный, что чужое мнение его уже не волновало.

– Вы уж простите, парни.

– Да ничего, мистер Блэр, – ответил один, Кен Гудлиф. – Впервой всем тяжело. Нам-то что, мы здесь с юности. Мы этот путь обычно пробегаем.

Он сел, привалившись к столбу, и наблюдал за работой шахтеров. Взрывники с ушедшей смены взорвали заряд, расколов монолитную массу, чтобы ее было проще добывать. Чтобы