Создатель эха - Ричард Пауэрс
Ничего, кроме лиц, больше не доставляло Джозефу хлопот. Более того, он лучше других находил незначительные различия в почти идентичных предметах: камешках, носках, овечках. А жизнь в социуме протекала в постоянных вычислениях лицевых пропорций, будто он вечно играл в детскую забаву. Джозеф жил как шпион в тылу врага, прибегая к помощи сложных расчетов и алгоритмов, дабы делать то, что другим давалось без труда. Каждую секунду на людях требовалось сохранять бдительность. Расстройство разрушило первый брак Джозефа. Жена не смогла смириться с тем, что он не может моментально выделить ее из толпы. «Да и нынешний брак я едва не потерял», – поделился он с Вебером. И рассказал, как однажды увидел вторую жену на территории университета и заключил ее в объятия. Как позже оказалось – то была не его жена, а совершенно незнакомая женщина.
«То, что представляется нам единым, элементарным процессом, – писал Вебер, – на деле является длинной конвейерной лентой. Зрение – это слаженная работа и координация между тридцатью двумя или более отдельными модулями мозга. Для распознавания лиц требуется как минимум дюжина… Мы запрограммированы видеть лица. Младенца можно рассмешить всего двумя печеньями „Орео“ и морковкой. Однако есть одно но: множественные связи между различными модулями могут легко повредиться, причем в разных местах…»
В зависимости от места повреждения человек теряет способность различать пол или возраст, понимать выражение лица или улавливать направление взгляда. Вебер описал пациентку, которая никак не могла оценить привлекательность представленных ей лиц. В ходе исследований в собственной лаборатории Вебер заключил, что у части страдающих лицевой слепотой процесс распознавания происходит бессознательно.
По истечении нескольких недель ему начали приходить встревоженные письма от читателей, обнаружившие у себя слабую форму этого расстройства: они перестали узнавать старых знакомых. Кого-то из них выводы Вебера утешили: дело-то в простом неврологическом осложнении, из-за которого почти все страдают от прозопагнозии в той или иной форме. Более того, даже здоровый мозг может не узнавать лица: стоит всего-то перевернуть фотографию.
Марк Шлютер не страдал лицевой слепотой. Как раз наоборот: он видел различия, которых не было. Больше всего он походил на пациентов из практики Вебера, которые в разных выражениях одного лица видели разных, отдельных людей.
Перед тем как Вебер успел провалиться в сон, его настиг кошмар: он стоял под высоким деревом и смотрел на густую крону, листья которой представляли собой знакомых людей, моменты из жизни и все связанные с ним эмоции; каждый лист – отдельный, уникальный объект для идентификации, помноженный на миллиарды, которые никто не в состоянии упростить до одного имени…
На третье утро в «Дедхэм Глен» он отправился один. Предстояло закончить исследование психической деятельности Марка: проверить, есть ли признаки развития бреда. Реабилитационный центр он отыскал с первого раза. Несмотря на запутанную речную долину, город походил на лист миллиметровки – за исключением, правда, нескольких нарушающих выровненное, как по линейке, пространство объектов. За два дня он вполне освоился в сетке улиц.
У телевизора в палате лежали три гигантских, долговязых ребенка. Марк – все также в вязаной шапочке – сидел между похожим на барсука парнем в тюремном комбинезоне и молодым человеком с бочкообразной грудной клеткой в охотничьей кепке и спортивных штанах. Вебер узнал их по фото, предоставленными Карин.
На экране вырисовывался коричневый, холмистый коричневый ландшафт, через который от самого горизонта тянулась дорога. Задние фары автомобилей с низкой подвеской царапали неровный асфальт. Трое сидящих наклонялись вместе с поворотом задних фар, дергаясь так же, как Джессика при средней гипогликемии. Картинка походила на запись автомобильных гонок, снятую любителем на ручную камеру в стиле реализма и дополненную ритмичным саундтреком в стиле техно. Но потом Вебер заметил провода. От каждого из троицы к игровой коробке тянулась пуповина. Гонка – полуфильм-полумультик – отчасти была результатом деятельности этого мозгового трио.
Провода напомнили Веберу об аспирантуре; в то время бихевиоризм клонился к закату и из моды выходили лабораторные эксперименты с голубями и обезьянами, которых учили целыми днями нажимать на кнопки и дергать рычаги, становиться винтиком в механизме, пока животные не падали без чувств от усталости. Трое мужчин слились с рваной музыкой, извилистой дорогой, ревом двигателя и, судя по виду, еще долго не собирались прерываться. Изменения на экране приводили к изменениям в физиологии, а те отражались в экранном мире.
Петляющая дорога резко забирала вправо, чередовала крутые подъемы и спуски. Машины, задирая капоты, взмыли в воздух. Рама со скрежетом впечаталась обратно в землю, и три тела дернулись от удара. Двигатели взвыли, забуксовав в покрытии. Грохот и шум обрушились прибоем, когда водители переключились на более высокие передачи. Далекие точки выросли в череду мчащихся авто, и тройка на переднем плане начала их обгонять. Место проведения гонки определить было невозможно. Какая-то пустая, отвлеченная область. Неназванный квадратный штат, в котором коров больше, чем людей, нечто среднее между прерией и пустыней. Несколько частных домов, заправки, торговые центры – характерный для центральной Америки набор строений. Несколько секунд лил дождь. Затем он превратился в мокрый снег, а после – в снегопад. День сменился тьмой. В следующее мгновение ночь рассеялась, и машины гнали еще несколько десятков миль по воображаемой дороге.
Полученная Марком травма никак не сказалась на моторике больших пальцев. Новые исследования, проведенные коллегой Вебера, показали, что у детей, играющих в компьютерные игры, за движение больших пальцев отвечали огромные участки моторной коры головного мозга и что у многих представителей формирующегося вида Homo ludens – человека играющего – вместо указательных пальцев основными становятся большие. Игровой контроллер спровоцировал один из трех великих скачков в эволюции приматов.
Троица на полу толкалась локтями; тела были продолжением управляемых машин. Они выехали на открытый участок, где дорога перестала петлять и стрелой прорезала песчаные холмы к вырисовывающейся финишной черте. Гонщики ускорились, соревнуясь за первенство. Они резко повернули вправо в последний раз. Одна из машин резко проскочила поворот, ее занесло. Водитель моментально пошел на выравнивание, вырулил обратно на дорогу, к автомобилям спутников. Три машины сцепились и ушли в эффектный штопор. Затем упали вниз и врезались в вереницу отставших авто, приближавшихся к финишу. Одно авто срикошетило от группы и врезалось в заполненную трибуну. Экран запестрил: люди бросились бежать во все стороны, как термиты из подожженной колонии. Машина взорвалась маслянистой вспышкой. Раздался пронзительный вскрик, быстро сменившийся смехом. Из пламени вышла обугленная от шлема до ботинок фигура в защитном костюме, исполняя безумный танец.
– Твою же мать, – сказал парень-барсук в комбинезоне. – Вот это я понимаю, Гас, – грандиозный финал.
– Охренеть не встать, – подтвердил его
