Создатель эха - Ричард Пауэрс
– Послушай. У меня есть идея. Можно кое-что попробовать. Прицепишь?..
Марк протянул Веберу кабели. Вебер приготовился как можно мягче отказать. Но за два десятилетия исследований ни один пациент не отказывал ему в манипуляциях. Он улыбнулся и прикрепил датчики к кончикам пальцев Марка.
– Можешь начинать.
Марк Шлютер придвинулся ближе к краю стула. Всплеснул руками, словно лопастями ветряной мельницы, и извлек из кармана джинсов смятую записку. Карин снова застонала. Марк уставился на аппарат. Он развернул листок и протянул его Веберу. Дрожащий, почти неразборчивый почерк гласил:
«Я никто
но сегодня вечером на дороге Норт-лайн
Нас свел БОГ
чтобы подарить тебе еще один шанс
и дать тоже кого-нибудь спасти»
– Смотри! – воскликнул Марк. – Дернулась! Игла двинулась. Нехило так, причем. Что это значит? Скажи, что это значит.
– Сначала нужно откалибровать измеритель, – произнес Вебер.
– Ты раньше видел эту записку? – Марк не сводил взгляда с экрана измерителя. – Ты знаешь, кто ее написал?
Вебер покачал головой.
– Нет.
В голосе – только чуждое любопытство.
– Снова двинулась! Не шути со мной, приятель. Пожалуйста. Для меня это очень важно.
– Прости. Я бы и рад помочь, но ничего не знаю.
Вебер и сам понимал, как фальшиво звучат слова. Марк неприязненно махнул ученому, чтобы тот снял с пальцев зажимы. Затем указал на кровать.
– Подключи-ка ты ее.
Карин вскочила, размахивая руками.
– Марк, я тебе уже сто раз рассказала все, что знаю об этой записке!
Но он стоял на своем, пока она не села к аппарату. Тут же последовал шквал вопросов. «Кто написал записку? Кто обнаружил? Что она значит? Что мне с ней делать?» На каждое обвинение она отвечала все более несдержанным тоном.
– Не двигается, – воскликнул Марк. – Значит, она правду говорит?
Это означало, что электропроводность ее кожи не менялась.
– Это ничего не значит, – сказал Вебер. – Сначала нужно откалибровать измеритель.
Перед уходом Вебер побеседовал с Марком.
– Есть такое редкое расстройство, которое называется синдром Капгра. Состоит оно в том, что при травме мозга люди теряют способность распознавать…
Животный вопль перебил его слова.
– Черт! Не начинай, приятель. Одного дока Хейза мне достаточно. Но он заодно с ними. Продался этой фальшивке за отсос. – Марк беззащитно и умоляюще смотрел на Вебера. – А я думал, что могу доверять тебе, мозгоправ.
Вебер пригладил бороду.
– Можешь, – отозвался он и замолчал.
– К тому же, – продолжил юноша умоляющим тоном, – разве в науке не принято придерживаться более вероятного объяснения?
Вечерний разговор с Сильви был как бальзам на душу Вебера.
– Так, знакомый голос! Дай угадаю… Не подсказывай! Похож на голос мужчины, который раньше здесь околачивался.
Вебер сразу забыл, что хотел рассказать. Это уже было неважно. Сильви принялась увлеченно делиться новостями.
– Твоя невероятно умная дочь Джессика только что выиграла грант Национального научного фонда для молодых исследователей. Видимо, финансирование на поиск новых планет еще не отменили. – Она поведала ему точную кругленькую сумму. – За это калифорнийский университет просто обязан взять ее в штат. Она столько денег приносит.
Джесс, его Джесс. О дочь моя… дукаты!
Сильви также поделилась происшествием: весь день она потратила на то, чтобы заманить в ловушку семью енотов, которая регулярно проводила встречи книжного клуба на чердаке их дома. Она планировала поймать все семейство живыми, усадить их в машину и катать кругами по району, чтобы полностью дезориентировать, а потом высадить за торговым центром в Сентриче.
Наконец она спросила:
– Итак, как прошла встреча с неопознавателем?
Вебер откинулся на гостиничную кровать, закрыл глаза и прижал телефон к щеке.
– От абсолютного распада его отделяет тонкая грань – тоньше, чем лист олова. Встреча с ним в пух и прах разбила все мои представления о сознании.
Разговор перешел в новое русло; следить за мыслью стало сложно. Он спросил, как погода на улице Чикади-уэй, как там сейчас обстановка.
– Залив Консайенс прекрасен до невозможности. Как стекло. Застывшее время.
– Могу себе представить, – сказал он. Будь доктор подключен к аппарату, игла бы дернулась.
Вебер заработался допоздна, просматривая записи. Влажный июньский холод пропитывал комнату, будто высмеивая его представления о Великих равнинах. Выключить кондиционер или открыть окно у него не вышло. Он лежал в постели в янтарном свете дисплея часов и оценивал себя. Ночь перевалила за полночь, но сомкнуть глаз так и не удалось. Он видел записку. Карин Шлютер сделала ксерокопию и засунула ее в толстое портфолио, которое показала ему в первый день. И теперь, когда дрема ускользала все дальше, он пытался решить: солгал он Марку или просто обо всем забыл.
Веберу встречались случаи настоящей лицевой слепоты, но Марк к ним не относился. Во всех своих книгах он описывал тот или иной вид агнозии – на предметы, места, возраст, выражения лиц или взглядов. Рассказывал о людях, которые не различали продукты питания, автомобили или монеты, хотя часть их мозга все еще помнила, как взаимодействовать с непонятными объектами. Он привел в пример историю Марты Т., увлеченного орнитолога, которая в одночасье потеряла способность различать вьюрков и красногрудых дятлов-сосунов, но могла подробно описать, чем отличаются эти птицы. Несколько раз в книгах он описывал и прозопагнозию. Мозг приспосабливался к любым умопомрачительным нарушениям.
В «Стране неожиданных открытий» он представил читателям Джозефа С. Когда Джозефу было за двадцать, на него напал грабитель и прострелил ему голову из малокалиберного пистолета. Пуля повредила небольшой участок правой нижневисочной области – веретенообразную извилину. Мужчина потерял способность узнавать знакомых, друзей, семью, любимых или знаменитостей. Он мог пройти мимо знакомого человека и совсем того не признать, даже если они недавно встречались. Джозеф испытывал трудности даже с восприятием своего собственного отражения.
– Я понимаю, что передо мной – лица, – сказал он Веберу. – И вижу, что черты разнятся. Но не настолько, чтобы отличить лица друг от друга. Для меня они ничего не значат. Представьте, что перед вами листья с огромного клена. Если вы их сравните, то поймете, что они – разные. Но если посмотрите на дерево – получится у вас назвать каждый лист?
Память тут была ни при чем: Джозеф мог довольно подробно перечислить конкретные черты, которыми обладали его друзья. Но вот распознать отдельный набор черт был не способен.
Несмотря на серьезные нарушения в работе мозга, Джозеф С. получил докторскую степень по математике и построил успешную университетскую карьеру. По всем стандартным тестам он стабильно набирал высокие баллы – особенно при диагностике пространственного мышления, ориентации в пространстве, памяти и мысленного вращения. Он поделился с Вебером, что разработал компенсаторную систему: обращал внимание на голос, одежду, телосложение, соотношение ширины глаз к длине носа и толщине губ.
