Бледные - Гектор Шульц

Утром наша взъерошенная и мающаяся похмельем компашка погрузилась в машину Тайво и отправилась к месту проведения фестиваля. Начало было намечено на три часа дня, но нам еще надо было получить пропуска, проверить оборудование и сделать саундчек перед выступлением. К счастью, с последним проблем не возникло и уже в полдень, когда солнце адово жарило с раскаленного неба, мы стояли на сцене, где нам предстояло выступать вечером. Внизу, на еще свежей и незаблеванной траве сидели другие участники фестиваля. Кто-то пил пиво, кто-то болтал с коллегами, а кто-то просто загорал, скинув одежду рядом. Макс вместе с Колумбом отправился знакомиться с другими группами, а мы внимательно слушали местных звукачей, которые рассказывали, куда подключать инструменты, откуда выходить на сцену, где стоять, чтобы нас не опалила пиротехника. Стандартный ликбез, на самом деле, но для нас это было в новинку. Одно дело играть в клубе и совсем другое на открытой площадке. Как настоящая группа.

– Нервничаешь? – коротко спросил меня Славик, потеребив по привычке прыщавый нос. Я кивнул, заставив его тяжело вздохнуть. – И мне нервно. Вот вроде все обговорили, все обсудили, а все равно неспокойно.

– Мандраж, – ответил я. – Но ребята вроде нормально себя чувствуют.

– Угу. Потому что их заботит не выступление, а опохмел, – съязвил Славик, придирчиво щупая стойку для синтезатора. Свой синтезатор он привез с собой, пусть и упрел в процессе транспортировки, как тягловая лошадь. – Бухать надо было вчера меньше.

– Ну, для них такое вполне нормально.

– Ага, – кивнул он. – Так… Значит, в восемь выходим, встаем на места, я включаю интро, а после него идет наш сет и финалим «Сплином» в итоге.

– Слав, – вздохнул я. – Ты это десятый раз повторяешь.

– Повторение мать учения. Мне так спокойнее, – пробубнил он.

– Все так, сладенький, – подойдя к нам, зевнула Настя. – С этой шоблой дегродов только так и надо. Либо спиздят что-то, либо проебут.

– Тебя тоже сюда пустили? – удивился Розанов.

– Конечно. Я же мать текстов и муза, ебит того рот, – ругнулась она. – Или ты мне предлагаешь в толпе уебанов скакать, пока вы тут звуки из своих инструментов извлекать будете?

– Нет, нет, – смутился Славик. – Я думал, что пускают только музыкантов.

– Родной, это шабаш местечкового масштаба, а не рок-фестиваль, – вздохнула Настя. – К тому же Колумб заранее все порешал. Вон Вика тоже где-то тут гуляет.

– Ладно. Это все нервозность, – резюмировал Розанов.

– Тоже нервничаете? – улыбнулась Вася, присоединяясь к разговору.

– Мне кажется, что абсолютно спокоен здесь только Макс, – заметил я, кивнув в сторону друга, который смеялся, разговаривая с Лордом и Алисой из Сильверов.

– Даже если у него и есть нервяк, он этого никогда не покажет, – задумчиво ответила Настя. – Так, ладно. Я пошла искать тень, прохладу и бутылку ледяного пива. Иначе, блядь, спекусь, как яйцо, и завоняю всю округу.

К восьми часам нервозность достигла предела. Мерила шагами траву у ступеней на сцену Вася, задумчиво курил одну сигарету за другой Андрей, Славик вздрагивал, прислушиваясь к радостному реву посетителей фестиваля, расположившихся по другую сторону от сцены. Я же так сильно вытянул рукава у водолазки, что их в итоге пришлось подворачивать, когда звуковик, подсвечивая себе фонариком, сказал нам готовиться к выходу на сцену. Не нервничал только Макс, который чуть пошатываясь, стоял возле ступеней и, закрыв глаза, улыбался, слушая людской гул.

– Это наша ночь, – тихо сказал он, но услышал каждый из нас. Его глаза блеснули. Слишком ярко, слишком нервно. – Наша.

– Наша, – повторил Андрей, вытянув руку. Макс тут же накрыл его ладонь своей ладонью.

– Наша, – повторили и мы, подходя к ним и сплетаясь в единое целое.

– Пошли, – улыбнулся Макс. – Сделаем ее вечной.

Я до сих пор помню, как тряслись ноги, когда мы шли по темному закулисью следом за техником фестиваля. Помню, как гудела площадка, на которой собрался неформальный люд. Им было плевать, кто выступает. Они были рады каждой группе. Помню, как нервно дышал мне в спину Славик. Я чувствовал запах пота, железа и раскаленного жарой и музыкой пластика. Остатки летнего зноя жгли кожу и легкие, а сердце отсчитывало секунды до начала…

– Ночь кончится, когда заалеет рассвет, – произнес в микрофон Макс, когда затихли звуки интро. – Но эта ночь будет длиться ВЕЧНО!

Ответом ему был рев сотен людей, которые тут же зашлись в безумном танце, когда послышались первые аккорды «Du und ich». А Макс, в щегольском черном наряде и бледный, как труп, дирижировал этой толпой, целиком и полностью отдавшись музыке.

– Это было прекрасно, – хрипло сказал он, когда мы ехали домой ночным поездом. Макс сидел у окна и задумчиво смотрел на пролетающие фонари, отбрасывающие на его лицо пугающе мрачные тени. На верхней полке храпел Андрей, на соседней затейливо пердел во сне Славик, а я сидел напротив Макса и улыбался, слушая его. – Мое сердце остановилось там, а потом поскакало, как безумное, Яр.

– Понимаю, – тихо ответил я. Что-то подобное творилось и в моей душе.

– Мы сияли, – продолжил он. – Все сияли. И толпе это нравилось. А знаешь, почему?

– Нет.

– Потому что мы играли с душой. Играли искренне. Сиять… вот, что я хочу, Яр. Сиять, пока могу. Даже если сгорю, плевать. Только бы не сдохнуть раньше времени.

– В смысле?

– Да, так, – улыбнулся он и с этой улыбкой неожиданно постарел лет на десять сразу. – Мысли вслух, не парься.

– Херовые мысли.

– Какие есть. Но ты прав. Не время для них. Сейчас надо думать о другом. А вообще, знаешь, Слава прав. Нам альбом нужен.

– Он будет рад это услышать, – усмехнулся я и, глотнув воды, закашлялся.

– Да, для него музыка – это жизнь. Без нее слишком уж тоскливо существовать. Серость давит, гасит чувства. Но музыка, брат… музыка все меняет. Зажигает в тебе свет. Дает силы. Даже в те моменты, когда сил этих уже и нет. Нам нужен альбом. Нужен крик. Наш крик. Мой крик. Чтобы поняли… чтобы услышали… Эх, ладно. Что-то я распизделся не по делу. Не бери в голову, брат.

– Бери в рот, – пробубнил я, повторив любимую шутку Насти. – Не понравится – выплюнешь.

– Точняк, – рассмеялся Макс. Но улыбка быстро исчезла. Будто он снова надел маску. – Спать пора, Яр. Ночь скоро кончится, небо уже вон светлеет.

– Да, спать пора, – зевнул я. – Славик вроде перестал травить нас.

– Ага. Ты ложись, а я пойду перекурю в тамбур, – кивнул он, поднимаясь со своего места. И, остановившись, задумчиво улыбнулся. – Ночь скоро кончится, но эта ночь вечна. Доброй ночи, Яр.

– Доброй.

С вокзала я отправился домой на